Воевода ертаула. Полк конной разведки

Воеводы слушали внимательно, не перебивая меня, однако видел – хмурятся. Конечно, мне не пристало не только поучать бывалых полководцев, но и даже выглядеть равным им – ведь в воеводах я недавно. Потому, трезво оценивая ситуацию, я апеллировал к их опыту, совету. Это принималось.

Тут вступил в разговор Иван Лятцкой.

– Складно сказываешь, боярин. Ну а коли в сражении настоящем тот же гетман Острожский сильнее и хитрее окажется и ертаул отрежет, истреблять зачнет – что делать станешь?

Вопрос прямо в лоб, а отвечать – надо. На моей стороне было то преимущество, что я знал о боевом опыте Суворова, Петра Великого, да и Наполеона: не числом врага крушить, но умением. И относиться к полководцу вражескому следует как к достойному противнику, суметь его глазами на бой смотреть.

– Так мыслю, бояре. Одной доблестью дело такое не выправишь. А чтобы конфузии и сраму избежать, надо разведкою силы и замыслы неприятеля выведать и представить, какую бы я, на месте противника, хитрость задумал и куда бы войско направил да в какой момент? То и гетман Константин свершить вполне может. Вот оттуда и мне удара главного ждать следует, предполагая, значит, что у гетмана умения и мудрости не менее моего может быть.

Мне показалось, что воеводы меня не поняли. Что ж, это по истории наша русская беда – недооценивать противника, и разгром рати воевод Челяднина и Голицы на берегу Днепра под Оршей тому подтверждение. Тогда под натиском наших ратников строй литовский расступился и обнажил заготовленные пушки, без труда расстрелявшие в упор русских воинов. А ведь против 35 тысяч литвинов в войске Острожского нашего войска вдвое. Самонадеянность воевод подвела, их заносчивость и высокомерие. Шапкозакидательство, одним словом.

Зашумевших бояр остановил князь Ростовский.

– Ну что же, воевода, вижу – разумеешь в ертаульском напуске. Однако сведать о замыслах врага не просто. Коль почувствуешь, что может он посильнее оказаться, – отступи допрежь, силы набери, дождись перевесу, чтобы людей зря не положить!

Действительно, это была военная доктрина Васильева войска – избегать боя даже с равным противником, а тем более – превосходящим нашу рать в силе. Ну что ж, суворовская и петровская наука побеждать меньшим числом еще впереди, потому я согласно кивнул.

– Где прапорщик твой?

– С ратниками у шатра дожидается.

– Передай ему прапор ертаульский. Беречь пуще глаза!

Товарищ князя вручил мне ертаульский прапор – тоже белого цвета знамя с раздвоенным концом. Я поцеловал его и спрятал на груди.

– Пока иди, отдыхай, располагай людей своих. В стане для тебя шатер воеводский поставлен, а завтра с утра принимай ертаул, действуй!

Я вышел из шатра озабоченный. Меня окружили занудившиеся долгим ожиданием ратники.

Мы направились в лагерь. По дороге я пытался собраться с мыслями, но ничего не выходило – после долгой тряски в седле все тело ныло и требовало отдыха. То же чувствовали и мои товарищи. «Все! На сегодня – все! Отдыхать! Утро вечера мудренее», – с этой мыслью и уснул.

И снился мне сон. Из детства… Я иду с матерью по мосту через бурную реку и крепко сжимаю ее руку, потому что в деревянном настиле моста много прорех. Через них видно, как стремительно несет свои воды быстрая река. У меня кружится голова, я перепрыгиваю худые места, выпавшие доски. Мне страшно – прямо под нами несется бурный поток.

– Юра, гляди только под ноги, не смотри вниз, на несущуюся реку, не смотри вниз, не смотри…

И вот мы уже прошли середину моста. Дальше настил поцелее был, как мне казалось. Я смело наступил на доску, она предательски ушла из-под моей ноги, и в последний миг я судорожно вцепился в руку матери.

– Надо не только глядеть, но и видеть – не подведет ли тебя вроде бы и целая доска, – наставляла меня мать.

Дальше я шел, сначала проверяя носком ноги настил и только потом наступал. Вот и берег. Где-то вдалеке послышался звон. Звук нарастал, отдаваясь в ушах громким набатом.

Я открыл глаза.

– Ну и силен ты спать, боярин! – это был Федька. – К заутрене колокол в Луках зовет. Все уже на ногах.

Я стряхнул остатки сна, быстро поднялся и вышел.

Рядом у костра собрались сотники. Грели над пламенем озябшие руки – осень ночной прохладой давала о себе знать. Над огнем в котле чавкала каша, расточая аромат.

Мы начали есть, и так, за сытным завтраком, и перезнакомились.

Бородатый дружинник – косая сажень в плечах – представился:

– Сотник Матвей Снегирь. Из местных я, от великолукской рати.

Подходили другие сотники – из вяземского полка, дорогобужского, смоленского, старицкого, из Холмов, Порхова… Сразу видно – воины бывалые, многие со шрамами.

Оказалось, что Матвей и под Одоевом летом воевал. Общие воспоминания, радость победы в летней баталии, а еще – горечь утрат быстро сблизили нас, и вскоре разговор стал непринужденным, хотя я чувствовал, что ко мне как к воеводе присматриваются, и видел – дистанцию сохраняют.