Воевода

Когда атаман ватаги облюбовал это строение для своих припасов, он не обратил внимания, что печей там нет, а значит, и жить в нем можно только летом. Но теперь было поздно — не таскать же припасы с места на место?

В оружейные комнаты князь заглядывать не стал, сразу спустился в подклеть, отрезал себе от свисающего окорока пару ломтей сала, запихал в рот и, пережевывая, нашел на полках нужный кувшин. Снял, сдернул промасленную тряпицу, принюхался. Удовлетворенно кивнув, отрезал себе еще сальца, сжевал и отправился на кухню.

Здесь, в просторной горнице, ярко освещенной пятью светильниками с бараньим жиром и жаркой из-за натопленной печи, гонцы сидели за столом, на котором не было ничего, кроме огромной миски с сухим горохом. Четверо ватажников — Осип Собачий Хвост, Иван Карбасов, Линь Окунев и Тимофей Гнилой Зуб — сидели на лавке у стены напротив гостей, поглаживая мечи, Федька нетерпеливо приплясывал возле плиты, чуть дальше угрюмо возвышались Антип Черешня и Никита Купи Веник. А вот стряпуха куда-то пропала.

— Чего же вы не угощаете гостей-то? — удивился Егор, тоже присаживаясь к столу и водружая на него мгновенно запотевший кувшин. — Я их карать не собираюсь. Люблю дерзких и храбрых. Может статься, еще и в ватагу нашу позову. Нам бойцы отважные пригодятся. Федька, подай корцы со стены. Ну, и снеди какой-нибудь не помешает.

— Вы же налимов мороженых есть не станете? — Мальчишка моментом поставил на стол четыре ковша. — Они вон токмо оттаивать начали. Котлеты, мыслю, разве к ужину получится слепить. А горох баба Федора еще и не замачивала.

— Ну ладно, тогда так пока обойдемся… — Егор щедро плеснул из кувшина в широкие емкости ароматного напитка, хитро прищурился: — А не жарко ли вам, служивые? Шапки снять не хочется?

Вестники насупились, а старший из них только поправил получше на макушке лисий треух.

— Коли вы, ребята, так простыть боитесь, — участливо наклонился к ним князь, — то хотите, ватажникам велю, они вам шапки к голове гвоздиками прибьют?

Его бойцы с готовностью расхохотались, однако вестники шутки не оценили.

— Да ладно, не бойтесь, — потянулся Егор. — Говорю же, храбрых люблю. Давайте выпьем. Выпьем за отвагу воинов истинных, что любой страх одолеть способны, дабы приказ князя своего выполнить. Я так думаю, пить-то со мной Василий Московский вам не запрещал?

Гонцы переглянулись. Все трое отлично понимали, что ходят по лезвию. Сейчас хозяин посада шутит — но в любой момент может и осерчать. Они ведь по приказу великого князя оскорбили его изрядно. За такое и вправду могут шапки к голове гвоздями приколотить и на кол водрузить да такими назад в Москву и отправить. Перегибать не стоило. Да и выпить с дороги тоже хотелось — какой же мужик в здравом уме от такого откажется?

И потому, пусть и молча, ковши они все-таки разобрали, а когда Егор изрядно отхлебнул, доказывая, что угощение не отравлено, — то и выпили следом, не чуя подвоха.

— Так что, пойдете ко мне в ватагу, храбрецы? — быстро наполнил опустевшие ковши Егор.

— Мы бояре родовитые, — наконец разомкнул уста гонец в зеленом зипуне. — Под руку ушкуйника простого не пойдем. Мы великому князю крест целовали!

— Это верно, клятвы данные надобно соблюдать, — похвалил гостей Егор. — Звать-то вас как, служивые?

— Боярин Софон я, — вскинул подбородок старший. — Скалия Борового сын. Мы уже третье поколение князьям московским службу несем. А это — сын боярский Ануфрий и боярский сын Феофан. Тоже в третьем поколении витязи.

— Ну, давайте! За то, чтобы меч не подвел, конь не оступился и рука твердой оставалась!

Князь отпил на этот раз немного, гости же опрокинули чуть не по полному ковшу, хмелея на глазах.

Все-таки знания двадцать первого века давали пришельцу из будущего неплохую фору. И скованный Кривобоком длинный змеевик, и перегонный куб на треноге работали в холодном срубе безотказно, превращая самую плохую и даже порченную, ни на что не годную бражку в прозрачный, как горный хрусталь, самогон. Отстоянный с березовым углем, слегка разведенный медом и клюквенным морсом, начисто отбивающими алкогольный привкус, он пился легко, как компот, не вызывая никакого подозрения у непривычных к таким крепким напиткам бояр. На пустой желудок, уставшим и без того разомлевшим в тепле гонцам самогон съедал разум со скоростью, с какой бродячий пес заглатывает кусок колбасы.

— Признайте, страшно было, когда я вас на кол обещал посадить? — снова налил самогона по ковшам Егор. — Не хотел бы я на вашем месте оказаться. Нечто охота вам из-за какого-то трусливого Нифонта жизнью рисковать? Я, может, и не самый знатный князь на земле Русской, да ведь он и вовсе полное дерьмо!

— Нифонт возле княгини Софьи крутится да нашептывает, — вдруг проболтался гонец, которого Софон назвал боярским сыном Ануфрием. — Гладкий весь, ровно хорь, и чистенький.

— Не, у него с княгиней ничего срамного нет! — торопливо вскинулся старший вестник. — Да токмо прислушивается она к нему и потом пред князем за него заступается.