Воевода

Я поклонился:

— Спасибо, государь, за награду.

Поняв, что прием закончен, я попятился задом и вышел из тронной палаты. Не искушенный в тонкостях обычаев дворца, я не знал, можно ли по окончании аудиенции поворачиваться к государю спиной.

Я ждал в коридоре, пока выйдет Федор. Вскоре он вышел, хлопнул меня по плечу здоровой рукой. Мы пошли к выходу приемной палаты.

— Ну ты и дурень! — изумлялся по дороге Кучецкой. — Тебе на кормление целую волость давали! Ты что, на посту целовальника перетрудился бы? Знай — за виночерпиями следи да за налогами на хлебное вино. Воруй понемногу, но меру разумей — и все дела, — продолжал сокрушаться стряпчий. — Ладно, сказанного не воротишь.

— Федор, а что воевода делать должен, и где мой полк?

Федор остановился, внимательно на меня посмотрел и покрутил пальцем у виска.

— Ты не прикидываешься ли?

— Нет, я всерьез.

— Полк твой только на бумаге существует, а вот жалованье, как воевода, ты получать будешь. Случись война, полк твой в Коломне соберется. Это ополчение дворян местных с ратниками из небольших деревень и сел, в основном — государевы земли.

Федор прищурил глаз, припоминая:

— Если мне память не изменяет — тысячи полторы воинов, большинство пеших. Сила невеликая, но ведь и Москва не сразу строилась. Побудешь воеводой годика два, а ежели в боях себя проявишь — на повышение пойдешь. Приметил тебя государь — порадовал ты его.

Мы вышли из государева дворца и направились к площади за стеной Кремля, где нас ждала повозка.

Федор жестом пригласил меня сесть рядом.

— Поехали ко мне: по случаю моего возвращения пир небольшой будет, побратимов своих по братчине встретишь.

Доехали мы быстро — Федор имел хоромы недалеко от Кремля, почти в центре Москвы. Во Дворе уже толпились бояре, ожидаючи хозяина. Хоть и по приглашению явились, однако согласно этикету входить в дом в отсутствие хозяина — дурной тон.

Все радостно приветствовали Федора, обнимались со мной.

Сразу прошли в трапезную, столы в которой ломились от угощений.

Бояре скинули кафтаны да ферязи легкие, оставшись в портах да рубахах.

Снова вынесли братину, полную пива, и все по очереди испили для начала немного напитка. Зазвучали здравицы государю и Федору.

Когда все утолили голод и слегка захмелели, встал сам Кучецкой.

— Предлагаю заздравную побратиму нашему — вологодскому боярину Георгию Михайлову! Принимали мы его в братство наше недавно — полгода тому, однако же он успел сослужить службу государю, о которой говорить пока не могу — тайна сие, да жизнь мне спас умениями многими своими. Государь сам принимал его сегодня, жаловал воеводой сводного полка!

Все одобрительно зашумели, потянулись ко мне с чарками вина, норовили поцеловать, похлопать по плечам, пожать мне руку.

Выпили, закусили.

Федор поднялся снова.

— Государь за службу во благо государства наградил побратима нашего Георгия, а теперь я хочу его наградить. Не как Федор Кучецкой, а как стряпчий государев. Подарок мой — во дворе, а пока поднимем чаши, други, за братчину нашу!

Все дружно выпили и, не закусывая, ринулись во двор. Снедаемый любопытством, выбежал и я.

Ба! Во дворе двое холопов держали под уздцы вороного коня арабских коней. Все застыли в восхищении. Стоил такой жеребец, как весь мой удел. Дорогой подарок, и люб сердцу каждого мужчины. И когда только Федор успел?

Я расчувствовался, подошел к Федору и обнял его.

— Спасибо, Федор!

От волнения перехватило горло. Хотелось сказать еще — от сердца, от души, но слов не хватало.

Все снова направились в трапезную.

Поднялся князь Трубецкой.

— Предлагаю поднять чаши, дорогие мои побратимы, чтобы в трудный час каждый из нас пришел на помощь другому!

Все дружно, без команды, поднялись и осушили чаши.

— А что, не пойти ли нам в баню? — предложил кто-то.

Предложение было принято, но я не пошел. Я хорошо помнил, чем все кончилось зимой — меня тогда везли на санях как беспомощную куклу.

После славного пира я крепко спал всю ночь и отлично выспался.

Утром с холопом первым делом я пошел в конюшню. Надо же было рассмотреть подарок Федора поближе. Конь был хорош — темнокожий, поджарый. Шкура лоснится, грива подстрижена.

Я посмотрел на своего вологодского коня, стоявшего в стойле чуть дальше. Грива нечесана, в хвосте — репья. Шкуру, правда, холопы уже вычесали щеткой. Мне стало немного стыдно. Конь накормлен и напоен — за этим я следил строго, но после дороги обиходить коня не было ни времени, ни сил.

Холоп восхищенно поцокал языком:

— Хорош конь, норовистый, правда. Когда уезжать будешь, боярин?

— Да сейчас и поеду. Вот только попрощаюсь с Федором.

— Приболевши хозяин, отлеживается после вчерашнего. Так я седлаю обоих коней?

— А что, на вороного седло разве тоже есть?

— А то как же! Седло богатое!

— Седлай, я скоро.

Я взбежал по ступенькам, постучал в комнату Федора. Услышав слабый ответ, зашел.

Федор лежал в постели, рядом на табуретке стоял огуречный рассол. Густо пахло перегаром. Выглядел Кучецкой неважно — глаза опухли, белки покраснели, одутловатое лицо выражало страдание.

— Федя, ты бы поберег себя, уж не мальчик — по столько пить.