Далее все протекало в темпе, но довольно тихо. Их повели к лесу, где уже ждали машины. Как только они расселись, машины двинулись в путь.
— А ведь нас везут на север, — прошептал Вернер на ухо Фреду.
Фред мысленно пытался убедить себя в том, что это еще ничего не значит. Быть может, их просто перебрасывают на новое место, и только.
— Обозы–то остались позади и охранение тоже, — еле слышно прошептал Вернер.
«Если это так, тогда Вернер прав, да и фельдфебель тоже», — билась мысль в голове Фреда.
Рассуждать о неприятных вещах, которыми занимаются другие, и самому заниматься ими — это далеко не одно и то же. Когда дело доходит до конкретного человека, он начинает размышлять и думать: почему именно он, а не кто–нибудь другой должен пачкать свои руки кровью. Другое дело на фронте, а то тут, в тылу.
Тем временем стало темно и пошел дождь, который превратил и без того неважные дороги в непроезжие.
Когда они проезжали через одно почти полностью сожженное село, их обстреляли из пулемета с опушки леса.
Машина, в которой ехал Фред, остановилась за большим кустом, а фельдфебель скомандовал:
— Слезай! В укрытие!
Фред спрыгнул с машины и залег рядом с Вернером в придорожный кювет.
А пулемет все строчил и строчил, не переставая, ему вторил другой. Одна из машин загорелась.
— Партизаны! — сказал Вернер, заряжая карабин. — В этой стране нам не дадут ни минуты покоя!
Наконец затараторили и свои пулеметы. — Приготовиться к атаке! — крикнул фельдфебель. «Какое безумие! — мелькнуло в голове у Фреда. — Безумие идти на пулеметный огонь по ровной местности».
В этот момент в небо взлетела красная сигнальная ракета. Солдаты первого взвода открыли огонь по опушке, а Резус поднял своих людей в атаку. Бежали, делая небольшие перебежки, затем камнем падали на землю и снова бежали. Пули свистели у них над головами.
Следующая ракета снова подняла их с земли, и они, тяжело дыша, побежали дальше. Лишь добежав до опушки, заметили, что по ним уже никто не стреляет.
В зарослях густого кустарника никого не было, кроме бородатого мужика лет пятидесяти, однако никакого оружия при нем не оказалось. Рот у него был раскрыт, будто он хотел что–то крикнуть, а в открытых глазах застыла усмешка. Куда делись остальные партизаны, никто из нас не мог понять: они словно сквозь землю провалились.
Солдаты, однако, в лес не пошли, чувствуя, что из–за каждого куста их подстерегает опасность, что всех могут перестрелять, как куропаток. Они бесцельно постреляли по лесу, но на их огонь никто не ответил.
Фред поискал взглядом Вернера. Не найдя его, подошел к группе солдат и спросил, не видел ли кто его, но никто не видел.
— Может, он там, — заметил один обер–ефрейтор, показав рукой в сторону поляны.
Фред обернулся, и вдруг его охватил страх. Посреди поляны стоял санитар, он наклонился над ранеными, которые лежали на земле и кричали от боли.
И в этот момент с той стороны, где горела машина, раздался выстрел.
Фельдфебель поднял солдат и повел их в лес. Стреляя на ходу, Фред бежал до тех пор, пока его не догнал Резус и не гаркнул на него:
— В укрытие! Ложись!
Сообразив, что стреляют по нему и что остальные солдаты уже давно уткнулись носом в землю, Фред последовал их примеру.
— За мной! — закричал Резус. — Они прорвались! — Он вскочил и бросился за бежавшими назад солдатами.
В лощине лежали двое убитых. Один из них держал в руке гранату. Какой–то солдат выхватил ее и метнул в сторону, где, ему казалось, и были партизаны.
Фельдфебель, сдвинув каску на затылок, вытер пот с лица и приказал построиться. Все построились, но не по–уставному, а кое–как, держа оружие наготове.
На дороге показались машины.
— Пуля попала ему в голову, прямо над правым глазом. Никто и не заметил, — рассказывал один солдат другому, когда они садились в машину.
— Кому?
— Лизингу, чудак. Пустили в затылок. Это я считаю свинством!
— Прекратить болтовню! — рявкнул Резус. — Чтобы я больше ничего подобного не слышал! Ну, погиб один из наших… Ну и что? И чтобы я больше ни о каких пулях в затылок не слышал! А сейчас поторапливайтесь! Да поживее!
Барлах, потрясенный этим известием, кое–как залез в машину. Машинально он слушал Резуса, который что–то говорил о необходимости охраны убитых и раненых до тех пор, пока за ними не придут и не заберут. До Фреда слова фельдфебеля не доходили, так как в голове билась одна–единственная мысль: Вернера Лизинга уже нет в живых.
Дрожащими руками Фред достал из кармана сигарету и, закурив, сделал несколько глубоких затяжек.
Самочувствие было отвратительным, и вовсе не потому, что он впервые встретился со смертью. За многие недели безостановочного наступления Фред повидал немало убитых. Еще в первые дни войны их рота, находившаяся в окопах, была накрыта сильным артиллерийским огнем русских. Во время этого налета Фреду пришлось несколько часов подряд пролежать рядом с убитым солдатом.
После того как контратака русских была отбита, они опять перешли в наступление и должны были захватить следующую позицию противника. Бой был таким упорным и жестоким, что Фред запомнил его на всю жизнь.