Читаем Водораздел полностью

Внутри была будничная ночная обстановка. Скучали ночные бабочки, высматривая редких клиентов, а за ними присматривали ребята северокавказской наружности. Редкие бизнесмены и офисные клерки клубились подобно летучим мышам около входа в казино, которое располагалось тут же на первом этаже. Народу в холле было не много, поскольку впереди был рабочий день. Калинкина сразу при входе встретили два гостиничных служителя одетых в красные пиджаки и красные же колпаки, похожие турецкую феску. Они бережно взяли его под руки и повели наверх. На восьмом этаже он достал из кармана свою личную пластиковую карточку и вставил внутрь. Дверь пару секунд поколебавшись открылась внутрь. Лакеи в турецких фесках остались снаружи, а чиновник со своей юной спутницей вошел внутрь.

— Так, так, — сказал он, радостно потирая руки, — ну, что начнем с бара? — с этими словами он извлек откуда–то ключ, и открыл им железный сейф, где оказалось много бутылок с яркими этикетками: были тут и коньяки, и вина французские, виски, водка и еще много чего..

— С чего начнем? — переспросил он.

— Начали уже, — отвечала его спутница, присев на диван, но держа при себе свою маленькую красную сумочку.

— Ну да, так ведь и продолжить можно, — продолжал Калинкин. Он откупорил бутылку виски, налил себе четверть стакана, другой предложил спутнице, но она отказалась и попросила налить себе вина. Он открыл какую–то французскую бутылку 1996 года, взял бокал и наполнил его, после этого поднес девушке. Потом он подсел к ней на диванчик и попытался приобнять ее за талию, но она отстранила его и слегка отодвинулась.

— Послушай, — вдруг резко сказала Аня, — неужели ты не понимаешь, что ты просто подставляешься с этим портом?

— Как это? — удивленно переспросил Калинкин, — почему подставляюсь?

— Да потому, что на всех документах, о банкротстве, о создании тендерной комиссии, о назначении временного арбитражного управляющего и прочей фигне, стоит твоя подпись или виза. Потому что тебя постоянно видят в обществе Чавией, который этот порт в итоге хапнул, причем в неформальной обстановке. Ты что думаешь? Чавия и губер останутся в тени, им все сойдет с рук, как уже много раз сходило. А вот ты — реальный кандидат на роль стрелочника. Тебя же просто посадят, и никто тебя не отмажет, они просто переведут все стрелки на тебя. А потом тебя найдут повешенным в камере. Ты что, сам это все не понимаешь?

— Ни фига себе, вот это девка, — произнес ошарашенный Калинкин, — и где это ты так наблатыкалась? По возрасту и по виду не скажешь…

— Ну, внешность обманчива, знаешь ли…, — сказала Аня.

— Да я не спорю… Я про то, откуда это ты все знаешь…, — при этом слегка красноватое лицо Калинкина сделалось наполнено смесью удивления и испуга.

— Во–первых, я не первый день живу. Во–вторых, я все–таки работаю экономическим обозревателем. В-третьих, я все–таки что–то читала, с кем–то пообщаться успела…

— Слушай, да я все понимаю… Вот только как тебе объяснить… Во–первых, Чавия мне отвалил столько, что я, даже если мне завтра придется, все бросить и бежать, могу безбедно жить до глубокой старости на Канарских островах. Во–вторых, за мной губернатор, а Дмитрий Иванович — это тебе не хрен собачий, это величина федеральная… С президентом завтракает, причем как со старым, так и с новым … Если где–то какой–то кипеж, меня сразу предупредят… Вот так, понимаешь, крошка, — и Калинкин предпринял еще одну попытку сближения.

В ответ Аня встала и пересела на другой диван на другом конце комнаты. Калинкин пошел было за ней, держа в руках стакан с виски.

— Подожди, — остановила девушка жестом руки, — стой мне надо в ванную. Носик припудрить.

— А, ну тогда конечно, — произнес Калинкин.

Девушка вошла в ванную, включила воду, достала мобильник и под шумок набрала номер своего знакомого, Никиты Васильева, работавшего топ–менеджером в одном из магазинов, принадлежащих Фейдельману.

— Але, Никита, — сказала она, — ты можешь сейчас приехать в «Лазурную»? Тут какой–то козел ко мне приклеился, говорит что замминистра. Комната 814, 8‑й этаж. Да, жду тебя, чем быстрее, тем лучше.

Через десять минут она вышла из ванной. Калинкин к этому времени успел уже снять пиджак и расстегнуть несколько пуговиц на рубашке, а еще дойти до полной кондиции, опустошив половину бутылки виски. Он удивленно спросил:

— А че это ты так долго? И что вообще дальше?

— А дальше мне пора домой, баиньки. Завтра вставать чуть свет на работу… А тебе разве не нужно…

— Как это так домой? — Калинкин поднялся и пошатываясь направился к Ане…, — почему домой? Только начали ведь?

— Ну, за мной сейчас друг заедет…

— Какой–такой друг?!! Погоди… Я ж, блядь, тебе все рассказал тут!.. — начал возмущаться министр.

— Все, пока–пока…

В этот момент в дверь постучали. Аня открыла ее, и за дверью обнаружился Никита, молодой человек лет 25 высокого росточка.

— А, Виктор Николаевич, доброго здоровьечка, — произнес тот.

— Погоди, — закричал Калинкин, — куда ты, — однако дверь уже захлопнулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза