Во цвете самых пылких лет

— Ну вот, еще один вопрос решили. Всем хочется. Только у одних голова получше работает, а у других похуже. Те, у кого получше, — делают дело, а у кого похуже — их осуждают. У тебя самого голова вроде бы работает неплохо. Не то, что у твоего друга. Значит, давай, так и действуй. Я тебе помогу. На первых порах так: в своем сарае ты больше не живешь. Денег я тебе хоть сейчас дам. Найду квартиру. Сегодня можешь ночевать у меня. Приедешь домой — отблагодаришь. Как — это мы еще вместе подумаем. Славку своего оставь в покое, пускай живет, как хочет. Пусть таскает ящики на базе, если на другое толку нету. Уедешь один — ему, я думаю, будет полезно побыть здесь в одиночестве, подумать — может, поймет наконец, что к чему. Постараюсь ему в этом помочь. Ну как, договорились?

Васька думал: «А что, в конце концов, — возьму и сделаю так, как говорит Стасик. К черту эту холодную берлогу — хоть на кровати отосплюсь, как человек! А Славка… да что с ним сделается, если и остается еще ненадолго? Приеду домой — сразу схожу к его отцу, скажу, чтобы ему денег выслал на Мариамкино имя. А поучить Славку и правда надо бы — больно уж гордый стал! Тоже, нашелся еще один дядя Шалико! Тот из-за своей гордости с голоду готов подохнуть. Что хорошего? Кандидат наук, называется!..»

Но тут же вспомнил обращенный на него презрительный взгляд дяди Шалико, его слова: «Как тебя уважать?» — а еще то, как они вместе бегали по городу и искали Славку, бессмысленное Славкино лицо, когда они нашли его на скамейке…

С другой стороны, дядя Шалико куда-то уехал, вряд ли они еще когда-нибудь встретятся. А Славка — что ж, найдет он себе друга и получше Славки!.. Ну, решайся же, решайся, отвечай Стасику, что договорились, что будет так, как он хочет, ну, быстрей же — вон видишь, он уже тянется с бокалом, чтобы закрепить дружбу!..

— Я, Стасик, конечно, жулик, — сказал Васька. — И Славка тоже жулик. Так получилось. Но я лично больше им быть не хочу. А ты, Стасик, гад и сволочь!

Тот поставил бокал, плеснув вином на скатерть.

— Книжку мне отдавай! — продолжал Васька. И, не выдерживая влипшего в него трезвого и ясного взгляда, заорал: — Книжку отдавай, говорю, спекулянтская морда! Ты думаешь, у тебя тут все шито-крыто? А мы вот еще заявим куда надо о ваших делишках! Разберу-утся!

Васька в этот момент и в виду не имел, конечно, что они действительно пойдут куда-то о чем-то заявлять, а кричал больше от неуверенности, от раздражения на себя за то, что в один момент разрушил покой и уют, который Стасик сумел создать здесь для него в этот вечер. Но остановиться он уже не мог.

— Жалко, что мы тебя сразу не раскусили! Ты и помогал-то нам потому, что это тебе выгодно было! Я, мол, и книжки-то продаю потому, что очень добрый! До-обрый! Х-ха-ха-ха-а!

Лицо Стасика, несмотря на Васькины истерики, было непроницаемо. И голос его, когда он заговорил, возник из горла, как звонкая стальная пружина:

— Ну, хватит кривляться. Пошел вон. И чтобы завтра же вас вместе с другом не было в этом городе. Книжку ты получишь. Все.

Васька на негнущихся ногах, но с гордо поднятой головой двинулся к двери и с грохотом захлопнул ее за собой.

45

Васька выскочил из Стасикова дома и, ничего толком не соображая, кинулся к троллейбусной остановке. Он чувствовал себя то героем, то дураком. Доехал до центра города, пошатался там по людным вечерним улицам, сходил к морю, посмотрел кино и все не мог успокоиться. Ему хотелось рассказать все Славке. Он знал, что Славка его похвалит, и хоть в этом можно было найти какое-то удовлетворение. Васька искал их с Мариамкой по городу, в парке, но не нашел. Уже очень поздно, ночью, отправился он к прокатному пункту, надеясь, что друг уже там.

Страшной неожиданностью встретил его берег: их сарайка оказалась сломанной, разрушенной; даже каркас был повержен на землю. Груды досок, вверх остриями гвоздей, перевернутый щит крыши. Словно памятник, возвышался среди этого хаоса поставленный на широкое изголовье и подпертый с двух сторон досками лежак. К лежаку за обложку прибиты были гвоздем книжка, томик стихов Баратынского и записка круглым красивым почерком:

«Ждали, но, к сожалению, не дождались, и, к сожалению, вынуждены были покинуть это уютное место. Оставили свидетельства своего здесь пребывания. До свиданья, милые дети. Спокойной ночи. Ваши друзья».

Когда пришел со свидания Славка, Васька сидел на обломках и безучастно глядел в темноту. Он даже не обернулся на шаги друга.

— Это еще что такое? — спросил Славка, озираясь вокруг.

— Это Стасик со своей компанией. — Васька протянул книжку и записку. — Я был у него, сказал, что о нем думаю, а он… Чего это они нас ждали? И еще он сказал, чтобы нас завтра же здесь не было. Наверно, Славка, надо и правда как-то отсюда уезжать…

— Я ж говорил, что не надо к нему ходить! Не совался бы — и сарайку бы не сломали, и книжку не испортили. Да ты что, вправду испугался, что ли? Брось! Что они нам могут сделать? Вот еще, всякой дряни бояться!

Но последние его слова звучали как-то неуверенно.