Хеллер тем временем снова вернулся к своим занятиям. Ровно в два сорок пять он окончательно упаковал вещи, забросил оба рюкзака за спину и рысцой двинулся прочь. В каком-то зале он остановился и стал тупо глядеть на дверь. Ну, наконец-то я узнаю, чем они занимались весь день и что замышляют.
Дверь распахнулась, и из помещения хлынула толпа студентов. Следом за ними торопливо вышел профессор и тоже зашагал по залу.
Хеллер вошел в опустевшую аудиторию и прямиком направился к кафедре. Там он нагнулся и, пошарив в корзине для бумаг, достал магнитофон. Он выключил его и сунул в рюкзак. Потом достал маленькую камеру для моментальной съемки и снял ею все чертежи и схемы, начерченные мелом на доске. Закончив съемку, Хеллер спрятал камеру и покинул аудиторию. Оказавшись снаружи, он бегом направился к следующему зданию.
Там он снова вошел в уже опустевшую аудиторию, направился к кафедре, достал еще один магнитофон с кассетой, рассчитанной на сто двадцать минут непрерывной записи, перевел кнопку на отметку «запись», положил магнитофон на самое дно корзины, забросал его сверху мятой бумагой и успел выйти из комнаты как раз в то время, когда пара первых слушателей входила в лекционный зал. Выйдя из здания, Хеллер прислонился к стене. Потом взял первый из магнитофонов, прежде всего проверил, работает ли он, и только после этого извлек из него кассету с записью. На кассете он сделал пометку, обозначив предмет, по которому была прочитана лекция, и проставив дату. После этого он резиновой ленточкой прикрепил к кассете снимки чертежей и схем и сунул все это в футляр для кассет, на котором было написано «Курс химии». Проверив, работает ли магнитофон, заряжены ли его батарейки, Хеллер вставил в него кассету со свежей лентой, рассчитанной на два часа, и спрятал все это в рюкзак.
Ну и прохвост! Да ведь они с Римбомбо просто записывают
лекции! Хеллер и не собирается лично присутствовать ни на одном из занятий! Теперь я прекрасно понимал, как он намерен действовать дальше. Он на колоссальной скорости прогонит записанную пленку, и динамик пропищит ему всю лекцию за минуту или того меньше. Так он сможет усвоить и целый трехмесячный курс за какие-нибудь десять минут или по крайней мере за час. Какая все-таки наглость! Неужто ему не известно, что ФБР должно сажать за решетку людей, которые занимаются неразрешенными записями? Хотя арестовывают, кажется, за незаконное тиражирование без разрешения автора уже сделанных записей? Увы, я не помнил точно, за что именно. Но, впрочем, это сейчас не так уж и важно. В любом случае это открытие было для меня тяжелым ударом. Я был шокирован! Ведь Хеллер имеет шанс закончить обучение в колледже, несмотря на такое солидное препятствие, как воля мисс Симмонс. При мысли о ней у меня в душе затеплился робкий огонек надежды. Ведь в колледже будут еще и экзамены, почти наверняка будут и какие-то лабораторные работы. Но тут же этот жалкий огонек угас, и я погрузился в мрачные предчувствия. Зная Хеллера, следовало ожидать, что он и тут рассчитал все наперед.
Вот (…)! Ведь он обрекает на поражение любые попытки нанести поражение ему. Рука моя невольно шарила по поясу в поисках бластера. Мне, пожалуй, придется удвоить, а то и учетверить усилия, чтобы покончить с ним.
Нагрузившись рюкзаками и прочим барахлом, Хеллер отправился на пробежку. Он пробежал по сто двадцатой, свернул на юг по Бродвею, затем на восток по сто четырнадцатой, на север по Амстердам-авеню, охватив таким образом всю университетскую территорию. Он явно решил попросту убить время. Я все еще надеялся, что он будет выглядеть подозрительно и, возможно, его даже за что-нибудь арестуют, но вокруг все либо бегали трусцой, либо просто торопились куда-то. Без четверти четыре он снова решил заняться делом и принялся носиться по аудиториям, собирая и вновь расставляя свои магнитофоны. Потом он вернулся на свой «командный пункт» и стал с любопытством оглядываться по сторонам, явно дожидаясь возвращения Римбомбо. Он бормотал себе под нос: «Морская пехота должна уже выйти из соприкосновения с противником. Так куда же ты подевался, Бац-Бац?»