Во имя Разума. Уникум

Гора шевельнулась, парные пещеры открылись, глянули на что–то пикающее, вспыхивающее зеленым, затем повернулись к нему. От горы отделилась согнутая колонна, потянулась к нему, но почему–то уже не было так страшно, как в первый раз. Что–то было такое в этом взгляде горы успокаивающее и доброжелательное. Так могла бы смотреть МАМА… Слово мелькнуло и пропало, затерялось в пустоте, но тепло от него осталось. Даже не слово, а понятие, чувство. Он не одинок. Он больше не один в этом бесконечном пространстве. Всё вокруг застила пелена, словно дождь.

– Ты что, плачешь? – ахнула Ксения. – Надо же, плачущий убийца! Как в кино! – Она тут же испуганно спохватилась: – Ой, прости!.. Ты же всё равно ничего не помнишь, да? А имя своё помнишь? По документам – Артем Демидов. Ты – Артём. Вспомни – Артём. Ну? Напрягись. Артём.

Бледный, осунувшийся, прикованный к кровати браслетами, но всё равно довольно симпатичный, совсем еще молодой парень. Маньяк! Убийца молодой пары с ребенком! Невероятно! Смотрит на нее во все глаза, невинно и растерянно, и плачет! Действительно ничего не помнит. Если бы он мог начать всё с чистого листа, может, уже не стал бы маньяком и убийцей? Почему люди становятся убийцами? Их тоже родили матери, они тоже ходили в школу. Так случилось. Ксения чувствовала к нему почему–то только жалость. Поправила ему одеяло у подбородка, отодвинула сползшую до бровей повязку. Он еще даже не бреется! Как ее младший братишка. Его засудят и казнят, когда он поправится. Если к нему память вернется. А может и хорошо, что ничего не помнит. Будет нормальным человеком. Или не будет. Останется идиотом. Вон как ему всю голову искромсали. Но смотрит осмысленно. Как это возможно, с пустым–то мозгом? Но имя пусть вспомнит. У собаки и то есть имя. И Ксения снова и снова повторяла: Ар–тём! А потом решила двинуться чуть дальше и указала на себя: Ксеня, запомни: Ксе–ня!

Он почему–то сразу понял: Артём – это он. Он – Артём! Не просто точка в пространстве. Ар–тём. А эта особь – Ксеня. Он уже знает два слова, два понятия! Их двое. Есть и другие такие же объекты, которые здесь толклись, но те чужие, посторонние, какие–то неодушевленные. Как и всё вокруг. Лишь он и Ксеня – настоящие. Вот только общение у них получается одностороннее, он–то ничего не может ответить, он совсем не чувствует себя. Нужно всё же постараться. Наверняка снова вернется эта ужасная боль. Но если перетерпеть, может и получится. Обязательно получится!

Боль вернулась. Но он уже был к ней готов и собрался. Из глаз лились слезы, из горла рвался беззвучный вопль. И вдруг его выбросило из заточения. Он взлетел. Он увидел внизу свое тело. Да, это его оболочка, покрытая простыней. Никакая не снежная равнина. А Ксеня сейчас кажется такой маленькой, беззащитной и такой родной. Он всё ещё ничего не помнил, но мир встал на место. Это, конечно же, больничная палата. А он почему–то прикован к кровати. Психически больной? Он в психушке? Вообще–то ничего удивительного, раз он ничего не помнит. Но как он вышел из тела? Он умер? Стал призраком? И что теперь?

Артём в панике ринулся к своему неподвижному телу – и вернулся в него. Тело этого его недолгого отсутствия, кажется, даже не заметило – оно же было подключено к аппарату реанимации. Но теперь Артем знал: он может покидать своё тело и возвращаться в него. Ничего себе! Интересно, кто в коме, у них у всех так? Правда, он уже вроде как не в коме. Но у него, кажется, что–то не то с головой, вон, перевязана, да еще чертовски болит и кружится. Можно бы, кажется, еще раз попробовать полетать, но страшно хочется спать. Да и Ксенька вон разволновалась.

Ксения действительно была в панике. Мозговая и сердечная активность на приборе зашкаливали, а у Артёма закатывались глаза, он задыхался и сипел. Потом потерял сознание ненадолго. Она сорвалась было вызвать помощь, оглянулась напоследок, глянула на приборы. Да нет, уже всё в порядке. Артем теперь просто спал. Его сердце работало нормально. Что это было? Может, просто судорога. Впрочем, с такой–то травмой не удивительно.

Утром на обходе Ксения доложила Иван Санычу об этом происшествии.

– Но потом Артём всю ночь спал как убитый, – добавила она и запнулась на последнем слове. Смертник, приговоренный. – Он еще спит.

Сказала с теплотой в голосе, и Иван Саныч сразу это заметил.

– Ты, девочка, обязана, конечно, относиться к пациенту с заботой и вниманием, но не должна к нему привязываться, – сказал он, участливо похлопав ее по плечу. – Это пациент, а не твой парень, поняла? И не хочу лишний раз тебе напоминать, что это за пациент у нас тут.

Ксения закивала утвердительно, краснея и смущаясь.

– Я просто его пожалела, – вздохнула она. – Может, он стал другим. Уже не маньяк.

– Этого мы пока не знаем. Думаю, не надо тебе больше сидеть у его постели. Прогресс, как говорится, на лицо. Вон у него даже щеки порозовели. Дежурная сестра в коридоре, зайдет, если датчики засигналят. А ты ступай–ка домой, Ксюша, отдыхай сегодня.