Внутренний враг

Подошел поезд. Открылись двери. Пассажиры увидели плакат и не стали выходить. Те, что садились, переполнили вагоны до отказа. Двери захлопнулись, и поезд заревел, набирая скорость.

Я снова стал слышать, что говорит Гробе. «…О нет, не полиция Нью-Йорка. Бога ради, нет… Мы бережем Национальную гвардию Нью-Йорка для действительно чрезвычайных событий… Американская армия воспользуется этим, чтобы увеличить свой оборонный бюджет. Послушайте, генерал… Да. Международная зона в конце девяносто второй пристани. Это международная проблема…»

Молодой негр приходил в себя – видимо, от того, что на него наступали ногами. Он, пошатываясь, приподнялся, увидел свои банки с краской, поднял их и вновь принялся рисовать на стене.

Гробе говорил: «О да, это превосходно, генерал. И очень вам благодарен, что уделили мне время. Удачи вам с посольством». Он дернул за рычаг телефона. Посмотрел на меня:

– Есть надежда. Альпеншток – парень что надо.

Вдруг зазвонил телефон. Гробе приложил трубку к уху, послушал, затем заговорил. «Нет, черт побери, это не закусочная, где кормят коньбургерами!.. Нет, я не пришлю вам три „пони высший класс“!» Он с остервенением дернул за рычаг. «Мисс Гут! Чертова (…)! Не допускайте никого к этой линии!.. Ну ладно. Я рад, что вы сожалеете. Теперь соедините меня с объединенным штабом командования в Вашингтоне, с офицером оперативно-стратегической службы… Я знаю, что это секретная линия, мисс Гуг. Да связывайте же, черт возьми!» Он глубоко вздохнул и повентилировал дверью. «Терпеть не могу чеснок!»

Его связали с заказанным абонентом. «Это Гробе из „Киннул Лизинг“. Какие воинские части НАТО у вас в данную минуту находятся в районе Нью-Йорка?.. Что?.. Ваше имя?.. Шеридан. Генерал Шеридан». Он записал. «Не думаю, что мой голос вам знаком, генерал. С вами говорит Гробе из „Киннул Лизинг“… О, ну что ж, сопоставьте со своей (…) фонограммой, коли так. О Боже!» Он подчеркнул записанное. Снова повентилировал дверью, посмотрел на меня:

– Похоже, Инксвитч, мы все-таки доберемся до этого Мэдисона.

Некоторые зеваки были посмелее остальных. Я толкал их, чтобы они проходили дальше, тыча в них слегка своим плакатом.

Гробе снова говорил по телефону. «Прекрасно. Я рад, что вы удовлетворены тем, что это действительно я. Ответьте же, чертов (…), на мой вопрос… Так. Сегодня вечером танковая бригада НАТО устраивает смотр в арсенале седьмого полка. Это, наверное, подойдет. Пусть они меня встретят в трех кварталах к югу от девяносто второй пристани сегодня в 20.30 в полной боевой готовности… Знаете, генерал, мне как-то до лампочки, если у них сорвется смотр. И плевать, что они англичане. Немедленно обратитесь к высшему командованию НАТО в Страсбурге и получите допуск к секретной работе – да поторопитесь! Отдавайте приказ! – Он подчеркнул что-то в своем блокноте. – Хорошо, генерал. Теперь еще одно дело. Есть ли у вас на Бруклинской военной верфи авианосец? Есть? „Саратога“… Генерал, мне нет никакого дела до того, что он стоит в сухом доке. Немедленно отдайте приказ о передаче его на одни сутки в распоряжение командования НАТО в Европе… Ну так оторвите этого чертова (…) морского министра от обеда и выполняйте!.. У меня нет времени объяснять… Да, это дело государственной важности! Хорошо!»

Он дернул рычаг телефона и повернулся ко мне вполоборота:

– Мы все ближе к Мэдисону.

Тут его снова отвлек телефон. «Мисс Гуг? Нет, ваши штаны не готовы и это не химчистка в Йорквилле! Мисс Гуг! Слушайте, черт возьми, оставайтесь на линии. Свяжите меня теперь немедленно с командиром „Саратоги“ на Бруклинской военной верфи».

Гробе взглянул на часы. «Время, время, – сказал он мне. – На все это уходит время. Но мы все ближе к Мэдис… Алло! Говорит Гробе из „Киннул Лизинг“… Здравствуйте, капитан Джинкс. Капитан, вскоре вы получите подтверждение от морского министра, но ждать его вам необязательно. Вы со всем вашим экипажем поступаете в распоряжение командования НАТО…»

С ревом подошел поезд. Гробе закрыл дверь, чтобы можно было разговаривать. Собиралась толпа. Двое крепких парней все пытались прорваться через пикет и добраться до Гробса, у которого на спине все еще висел мой плакат. Другие желали присоединиться к пикетированию. Я отражал их попытки всевозможными тычками и выпадами. Один тихоня оказался зажатым между толпой и будкой. У него было пальто того же цвета, что и у Гробса. Я надеялся, что Гробе скоро кончит, – обстановка накалялась, толпа все прибывала. Плакаты, вместо того чтобы отпугивать людей, похоже, скорее привлекали их. Да и толпа стала другой – состоящей в основном из работников физического труда. Назревала отвратительная ситуация. Наконец Гробе закончил! Он повесил трубку и открыл дверь телефонной будки.

В одно мгновение я снял плакат с его спины и прилепил на спину тихоне, прошипев ему на ухо: «Им нужен ты! Беги что есть мочи!» И тот пустился наутек, да еще как! Как вихрь, пронесся по платформе – только его и видели!.