Внутреннее обозрение

Читатели «Современника» плачут, не нашедши в июльской книжке «Внутреннего обозрения». Так по крайней мере, наверное, думает его составитель, которого я, впрочем, не одобряю – сколько по зависти к его таланту[1], столько же и за его весенние мечты и стремления{8}. Весенние мечты вообще мне противны с тех пор еще, как я читал в русских журналах весенние «звуки», «песни», «гимны», «мечты»…{9} да, именно, я помню, что читал и мечты, да еще —

Над весенней страницею Фета…{10}

Но особенно опротивели мне весенние мечты и впечатления именно теперь: они меня заставляют писать для этой книжки «Внутреннее обозрение». Представьте, как это весело, особенно теперь (чуть было не сказал: в настоящее время), когда непомерно развившаяся гласность в нашем отечестве гоняется за всякими гадостями, так что от нее и на железных дорогах не ускачешь, – а составитель «Внутреннего обозрения» должен все это заносить в свою хронику. Но что же делать станете? Составитель прежних обозрений разнежил публику своей весенней теплотою, так что теперь читатели скорее без «Свистка» обойдутся, чем без «Обозрения», – а сам, тоже, верно, разнежившись, взял да и бросил писать на летние месяцы; «летом, говорит, я не могу… я пойду природой наслаждаться»… Вот и принужден теперь я беседовать с читателями в этой книжке. Уж вы не сердитесь, господа: у меня теплоты особенной не найдете, да и время теперь не такое подходит…

Говорят, весенние мечты моего предшественника нравились; следовательно, мои осенние не понравятся? Но я хочу, чтоб они понравились; следовательно, должен прежде всего добиться, чтоб весенние перестали нравиться. С этого и начну.

Не подумайте, что я в самом деле не люблю весны. Нет, я все люблю, что хорошо само по себе и что меня надуть не может, по крайней мере не желает. Но уж если меня раз надули – извините, я не скоро опять поддамся, да еще и других предостерегу… Весна! Знаю я, какая бывает хорошая-то весна, умею наизусть проговорить и первый куплет «Kennst du das Land?»{11} – даже по-русски знаю стишки, описывающие страну, —

Где в вечно-пламенных лучах
Весна лобзается с весною,
Как летом в наших небесах
Заря сливается с зарею.

От такой весны и я не прочь: знаю, что за ней будет горячее, долгое-предолгое лето, потом осень, чрезвычайно похожая на весну, только с плодами, – та же красавица, только вполне созревшая… а там – по календарю и будет зима, а я ее не увижу… Зима эта будет все равно что момент первого пробуждения любви у созревшей красавицы; а ведь известно, какая чудная весна и как быстро настает за этим моментом… И это так из года в год, из века в век. Такую весну я люблю, обожаю, «стремлюсь» к ней, – хоть бы она была так же бурна и сурова, как прошлогодняя, хоть бы она действовала вовсе не благодетельно на нервы и здоровье отживающих, дряхлых стариков… Что ж, пусть их отживают и не смущают нам нашей весны, не заслоняют нам нашего солнца… А я еще не хочу отживать и буду наслаждаться весною, но той весною, а не нашей, наслаждаться у себя дома, и на улице, и на всяком месте, а не в каком-нибудь дальнем Парголове{12} или в ином каком не менее укромном и неудобном уголке.

Как видите, я «в принципе» согласен с моим товарищем по «Обозрению»; но в применениях мы расходимся. Он выдумал какую-то возможность наслаждаться весною у нас, даже в Петербурге и его окрестностях. А я беру смелость утверждать, что это положительно невозможно. Во-первых, возьмите краткость, мимолетность, так сказать, нашей весны, доходящую поистине до неуловимости…

За весной, красой природы,
Лето красное пройдет, —
И туман и непогоды
Осень поздняя несет.
Людям тяжко, людям горе{13}, —

да на этом и остановится… Что ж вы – поймали весну-то вашу? Ведь дух перевести не успели, а она уж и прошла, да еще и вместе с летом! Да мало этого: если вы сильны в грамматическом разборе, то немедленно сообразите, что и весна и лето – оба они и явились-то пред вами лишь в придаточном предложении, а главное-то вам «осень поздняя несет».