Вновь: ошибка координат

Катарина с Родой переглянулись единым страхом, после чего Директор закрыл за собой дверь кабинета, оказавшись внутри вместе с ними. Он внимательно осмотрел каждую, после чего, долго подбирая слова, все время отвлекаясь на какую-то чуждую остальным мысль, использовал напульсник, чтобы вывести на виртуальный экран слева от двери, рядом со столом, изображение камеры наблюдения.

— Сейчас об этом знаем лишь мы трое.

Если Катарина восприняла вид противника вполне стойко, проявляя победу разума над инстинктами, то вот у Роды случилось все наоборот — вновь, как этой ночью и утром, первобытный страх прокладывал путь к дикой ярости. Все ее тело, каждая мышца и чувство готовы были отдаться животной воле, если бы не внезапное оцепенение. Проделав большой путь за эти полдня, Рода постепенно свыкалась с безопасностью до момента, когда узнала о шалости ее разума насчет Морица, что стало, как ей тогда казалось, финальным пунктом ее личной трагедии. Сейчас она видит не просто особь, а ту самую, ныне живущую с одной лапой. Ту самую, которую, как ей казалось, они с Морицем убили в пещерах… где, скорей всего, Мориц и остался навсегда, пожертвовав собой ради нее. Эта особь забрала всех, кроме нее, и, лишившись лапы, получила личное оскорбление — тут Рода ни капли не сомневается, подобное вообще сродни закону природы, который при всем желании она не сможет нарушить. Процессы внутри нее столь неописуемы в своем естестве, сколь легко и быстро она одобряет их. Возможно из-за этого она и не могла сотрудничать с Катариной и Тишью, как и думать об отце, потому что ничего еще не закончено. Пожалуй, она так и осталась бы перед монитором, поглощенная изучением повадок врага, ныне изучавшего высокие стены Тиши, если бы не разговор Катарины и Директора.

— Пока она одна, я решительно настроен не вмешиваться. Пусть посмотрит, подумает, а потом она просто уйдет.

— Чего? — Катарина была изумлена глупым, явно испуганным легкомыслием Директора. — Очень сомневаюсь, что особь «простой уйдет».

— Но тут ничего нет. Мы сидим тихо, никого не трогаем. Я вижу лишь раненое создание. Оно одиноко, ищет либо укрытие, либо сородичей. Как мы знаем, они хорошо адаптируются и хорошо общаются друг с другом. Нужно лишь подождать, пока оно убедится, что тут никого и ничего нет, а потом спокойно уйдет. Это наш единственный шанс выжить.

— А теперь послушай меня. Оно одно и покалечено, значит, слабее остальных, что дает нам единственную возможность поймать его и изучить.

— Я не представляю, как это сделать. Даже если мы захотим, что уже маловероятно, то, во-первых, мы не военные, армии тут нет. Во-вторых, если у нас не получится, то оно приведет своих друзей — и тогда уже противостоять им будет нечем. Слишком большой риск, Катарина, я не готов его принять. Я понимаю, тобою движет желание помочь Монолиту, но вряд ли они оценят эту жертву и тот риск…

— Там люди гибнут! Если Козырев проиграет и Монолит падет, то, ища себе новую еду, они рано или поздно придут сюда.

— Не придут, если будут знать, что здесь нет ничего интересного. Более того, я смею полагать, что сейчас у нас есть лишь один шанс выжить на этой планете — сидеть тихо и ждать. Но также, — поспешил он дополнить, — наша безысходность открывает Опусу более точную картину нашего безысходного положения под руководством Козырева. Я думаю, мы с этим согласны. Да и, Катарина, пытаясь заполучить этого зверя, ты ведь не только рискуешь моей жизнью, но и жизнью заключенных. Подумай, стоит ли твое особое, личное достижение, к которому ты очень долго шла, — здесь он сделал очень непонятное Роде уточнение, — такой цены.

Потерявшись в аргументах, Катарина так ничего и не ответила, лишь одарила Роду и Директора печальным кивком в знак согласия.

13

Чем больше Настя пытается вспомнить последний день, тем сильней туман окутывает все те ужасные события, кажущиеся ныне единственными основами ее характера. Настя даже не узнает себя в зеркале: следы от побоев на лице все еще ярки, некогда золотистые волосы теперь отдают тусклой гаммой следов грязи, крови и пота. Она хочет помыться, целиком отдаться сильнейшему потоку горячей воды, чтобы смыть с себя следы последнего дня, чуть ли не соскрести кожу, если потребуется. Но в то же время, в целом имея такую возможность, Настя боится потерять эту броню, напрямую связанную с тем, каким она должна быть человеком, чтобы пережить еще один день. Так что она просто зачесала волосы назад мокрыми руками, что дало ее переклеенному пластырями лицу больше внимания. Ну а потом смело вышла к остальным, ждущим ее для важнейшей связи с Козыревым, дабы тот одобрил придуманный план действий.

Оскар и Томас поглощали принесенные Менардом обеды в контейнерах, которые стали жестом доброй воли после драки. Сам же провокатор беспокойства сидел чуть в стороне, полный концентрации на своих мыслях. И даже он, увидев Настю, несколько удивился, ведь та обрела второе дыхание и всем своим волевым видом вновь была примером силы, которую лучше не провоцировать.