Внизу наш дом - 1-й вариант

Знаете — и меня ведь проняло острое негативное отношение к особям данной специальности. Верно говорят — если что-то, даже неправду, всё время повторяют, то в это невольно начинают верить. Наверно, так устроена человеческая психика — она ведь от природы заточена на обучение. На то самое, мать которому — повторение.

* * *

— Лука говорит, — заголосила рация минут через тридцать пять. — Какие-то двухмоторные самолёты, но небольшие, летят с запада прямо на меня.

— Спасибо, дядя Лука, — отозвался я немедленно. — Ребята! Надо торопиться. Уж не сто десятые ли Мессершмитты пожаловали? Вроде, как не должно им в этих краях водиться.

Это оказались польские «Лоси» — редкие, надо сказать, гости в военном небе. Шли они девяткой, на манер немцев, а сопровождали эту группу истребители Хейнкели сто двенадцатые. Их я насчитал шесть штук. Вот на истребителей мы с Саней и попёрли.

Если вы помните, никакого боевого построения я не практикую. Ни тройкой, ни парой мы не летаем. Взаимодействуем по ситуации, но свободу маневра каждый имеет полную. Вот и сейчас разошлись в стороны и пошли в лоб, это потому что румыны (кресты-то жёлтые) поворотили в нашу сторону. Саня отвернул, уходя в вираж, а я тоже не принял лобовой, ныряя вниз. Пока хейнкели гнали нас, девчата срубили по бомберу — мы уже отработали сближение с ними с подходом сбоку, то есть, оставаясь, как говорят моряки, на траверзе. Или это они на нашем траверзе? Ну, в общем, всё относительно. Тут, важно быть в зоне, неудобной для воздушных стрелков. То есть, стрелять они могут, но не шибко точно.

А потом — снаряд в кабину и отворот. Главное ведь — быстро сблизиться, клюнуть и смыться.

Так вот, истребители, видимо получив команду прикрывать Лосей, оставили нас и помчались к месту основных событий. Тут я и подобрался сзади сначала к одному, потом ко второму — при моей возможности разгоняться, и маневренных свойствах, это получается довольно легко. Я ведь нарочно делал аппарат, способный стремительно изменять положение в пространстве.

Истребители Хейнкеля очертаниями сильно смахивают на наши Яки, поэтому у меня чуть рука не дрогнула в момент, когда нужно было давить на гашетку. Справился, однако. Картечь у меня в левом стволе — как раз для маленьких небронированных машин. Ну и стрелял я с малой дистанции. Не знаю, свалил ли — некогда было оглядываться, потому что третий, к которому пристраивался в хвост, начал так «фигурять», что пришлось долго его подлавливать — вёрткая машина этот сто двенадцатый.

У Сани тоже как-то не заладилось. Он только одного свалил, а остальные принялись его зажимать. Пришлось Батаеву уходить вверх за счёт скорости и тяги. Девчата, тем временем, свалили по второму Лосю. На этом, собственно, и закончилась организованная часть боя. Бомберы открыли люки и сбросили свой груз «на кого Бог пошлёт», после чего развернулись и потикали. Истребители прикрытия тоже помчались на запад со снижением. А мы потопали на свой аэродром недовольные достигнутым результатом — больше половины супостатов отпустили.

* * *

— Плохо, товарищи. В последнем бою мы встретили пятнадцать вражеских самолётов, из которых восемь смогли от нас уйти, — начал я своё выступление за ужином. — Нужно что-то менять в тактике, как-то совершенствовать приёмы нападения, что ли. Какие будут предложения?

— Не согласен с тобою, Шурик. Вернее, согласен, но не в нас дело. Вчера мы имели дело с наглыми и напористыми фрицами. Они же и в сегодняшних утренних боях нам противостояли. А тут румыны, заметно более осторожные, или более понятливые. Они мигом сообразили, что их, как скотину, ждёт нож мясника, и сделали ноги.

— Пожалуй, — согласилась Шурочка. — В этих не было ни куражу, ни воли к победе, ни готовности исполнить свой долг.

— Боюсь, немцы тоже начали менять своё поведение, — кивнула Мусенька. Напужались они, мне кажется.

— Ну, не знаю, — пожал я плечами. — Не так много мы их наваляли.

— Не так ты считаешь, Шурик. — Снова возразил Саня. — Мы, когда худых оттягивали, так в это время МИГи и ишаки сколько бомберов накрошили?

— Пожалуй, — пришлось согласиться с Батаевым. — Но это всё равно требует изменения тактики. Дожидаться противника становится нецелесообразно — нужно самим его искать. В ясную погоду да с трёх километров далеко видать. Идти мы можем километрах в тридцати друг от друга — получается невод километров в сотню шириной. Опять же три сотни километров можно прочесать в глубину, — продолжил я рассуждать вслух. На такой поляне нам кто-нибудь из фашистов просто обязательно обязан встретиться.