Во Франции тридцать миллионов кошек и собак, которых ни за что бы не выпустили на улицу в такое время. Но мы оставляем умирать на улице мужчин и женщин может быть потому, что они подобны нам, у них такие же желания и потребности, что и у нас. Очень сложно вынести эту часть нас самих грязную, лишенную всего. Немцы, живущие рядом с концентрационными лагерями не верили, что евреи в ветхих лохмотьях — это такие же люди, как и они сами.
Сегодняшней, пожалуй, самой холодной ночью, семейная пара, пятидесяти лет, простые рабочие, укрылись от холода вместе со своим щенком в туалете местного кладбища.
По радио передают песню Пьера Башле «В шахтерском поселке», которую можно было часто слышать в 81 году, когда к власти пришли левые силы. В ней упоминается уголь, силикоз, беспросветная бедность и Жорес; это своего рода жуткий раскат грома над целой толпой угнетенных рабочих. Это была песня, связанная с ожиданиями этой эпохи, с воображаемым Народным Фронтом, с красной розой. И в процессе всего этого, неумолимо обнажалась реальность: безработица и увольнения, биржевые спекуляции и бедность.
Сесть на бетонный пол станции метро, опустить голову и протянуть руку.
Видеть ноги людей; от тех, которые замедляют шаги — испытать надежду. Чтобы я предпочла: просить милостыню или торговать своим телом, испытывая общественное или личное презрение? Необходимость измерить себя высшими формами одиночества, как если бы существовала правда, которую можно познать только лишь этой ценой.
1999 год
Управляемые «молодежью из пригорода», пятьдесят машин столкнулись в Страсбурге, шесть в Руане, восемь в Гавре и еще несколько в Бордо и Тулузе.
Этот термин делает различие между этой молодежью и другими молодыми людьми.
«Они» встретили Новый год в окружении фейерверков, от которых погибли пятьдесят человек. Этот факт абсолютно никого не взволновал.
Градоначальники Страсбурга предусмотрели для «них» новогодние торжества, надеясь таким образом удержать их в спокойствии. Их приняли за умственно отсталых, неспособных понять действия властей или же за диких животных, которых стараются улещивать. «Они» же показали себя дикарями, которые были свободны в выборе «их» праздника.
Распродажа прошлогодних товаров. Все въезды на парковку торгового комплекса «Труа — Фонтэн» забиты автомобилями. Все хотят первыми наброситься на одежду, посуду, действуя, словно грабители в захваченном городе. Все аллеи заполнены потоком людей, целыми семьями с детьми. В магазине одежды какое-то неистовство. Непомерная алчность заполняет пространство.
Торговые центры стали самым посещаемым местом конца двадцатого века, как раньше церковь. У Кароль, Фроджи, Лакост люди ищут что-то, что им поможет выжить, эффективное средство против уходящего времени и смерти.
Отделение зубной хирургии в больнице Понтуаза. Три человека стоят у окошка регистратуры со своими медицинскими картами в руках. Женщина секретарь звонит кому-то по телефону, громко с ним разговаривает, сообщает какие-то новости, подзывает медсестру, чтобы передать ей трубку, снова ее берет, говорит: «У меня нет времени разговаривать, здесь много народу!»
Все двери открыты. В том числе и двустворчатая дверь, соединяющая зал ожидания с большим коридором отделения зубной хирургии. В том числе и врачебных кабинетов, расположенных по обе стороны этого коридора. Там царит суматоха; медсестры ходят из одного кабинета в другой, что-то друг у друга спрашивают, шутят: «Я свободна» (имеется ввиду, что пока никакой врач не дал ей задания) — «Да? А я думала, что ты замужем!» Смех.
Меня усадили в кресло. Одна из двух женщин, распаковывающая материал, предназначенный для моего лечения, спрашивает у другой, хорошо ли на ней сидят сапоги. «О, да! Но знаешь, у меня проблемы с коленом» — «Потянула связку?» — «Нет, это я на лыжах упала, еще давно». — «Я хочу купить себе такие же. Где ты их взяла?» Существуют же женщины, говорящие об обуви в тот момент, когда с минуты на минуту придет хирург, чтобы разрезать мне кусочек десны.
Средства массовой информации много говорили и «детях из рабочих поселков», приехавших на каникулы в «спокойный» лагерь, и нарушившие отдых обычных граждан (в первой части фразы уже подразумевается оксюморон). В качестве примера упомянули пятилетнюю девочку, назвавшую инструктора по лыжному спорту «шлюхой» и «стервой». Как если бы этим привели решающее доказательство без надобности уточнения: дикость, невозможность провести сходство с другими детьми. Слова девочки «шлюха» и «стерва» обозначают абсолютно тоже самое, что и «злая» и «нехорошая», произнесенные детьми из благородных семей. Здесь не раскрывается