Внешняя жизнь

Они проснулись в час дня, так как легли в три часа ночи после просмотра «Секретных материалов» и игры на компьютере. В два часа они пообедали, а затем отправились прогуляться в «Арт де вивр», торговый центр, открытый в воскресенье. Они провели долгое время в книжном отделе, купив новые компьютерные игры.

Он принес постирать белье. Утром я стирала «в две машины», а днем гладила «в три утюга» его футболки и джинсы, главное составляющее его гардероба.

Я помечаю здесь признаки нашей эпохи, ничего личного: воскресенье одинокой женщины, сын которой приезжает со своей подружкой в парижский мегаполис, чтобы ее навестить. Очень сожалею, что не начала отмечать эти детали с того момента, как взялась за перо в двадцать два года: выходные дни девушки шестидесятых годов, проводимые у ее родителей в провинции. Тогда я хотела передавать лишь состояние души.

13 декабря.

Давид Бомм, скинхед, толкнувший Имада Бушуда, молодого араба, в воду гавани на западном побережье Франции, написал в своем дневнике: «Было восемнадцатое апреля, было холодно. Желание смерти переполняло мое существование».

Этот отрывок из дневника напоминает пассаж из романа, написанного от первого лица. Но это не вымысел, а точная передача эмоций и чувств, испытанных после настоящего преступления и повлекшие смерть Имада Бушуда.

Можно остаться прикованной последней фразой, ужасной и красивой по структуре. Но Бомм никогда бы не испытал этого чувства и не описал бы его, если бы не убил юношу своего возраста, только лишь потому, что тот был арабом.

Его литературное достоинство было бы «допустимым» при единственном условии, что это было бы неправдой. Эта манера письма, не преувеличивает ли она преступление, подтверждая его отсутствием угрызений совести? Нужно делать выбор: либо литературный стиль не поддается морали, либо он постоянно обнажает эту самую мораль.

1998 год

27 февраля.

«Не хотите ли чашечку кофе?» — предлагает парикмахерша. Затем добавляет: «Может, хотите что-нибудь почитать?» Ни газеты, ни журнала; есть какая-то брошюрка, содержание которой не имеет никакого смысла. Если сказать «да», она принесет первую попавшуюся ей газету. Но можно рассуждать иначе: в слове «чтение» можно расслышать слово «еда», «что-нибудь почитать» — это как «что-нибудь поесть».

25 марта.

В утреннем вагоне метро какая-то женщина подправляет себе ресницы, держа зеркальце на уровне носа. Другая подпиливает себе ногти, после чего начинает наносить на них лак. Они выполняли эти действия в окружении людской толпы с такой тщательностью, как если бы они были одни в своих ванных комнатах. Что это — высшая степень свободы или эксгибиционизм — сказать трудно. Их руки и веки, которые они чистили и подкрашивали в тихой радости удовлетворения, казались им не принадлежащие.

2 апреля.

Папона приговорили к десяти годам лишения свободы. Я не знаю, что и думать. Нам сказали: «Попробуйте переместить себя в ту эпоху; тогда ситуация не была достаточно ясной». Это означает, что нужно поставить себя рядом с теми, кто ничего не боялся в своих конторах в Виши или где-то еще, но никогда с теми, кто умирал в поездах, направляющихся в Аусвенцим.

9 апреля.

Франс Интер пригласила к себе на передачу руководительницу фонда поддержки малого и среднего бизнеса. То, что мы слышим сразу — это ее голос, а не то, что она говорит. Голос, четко разделяющий слова, голос, который не говорит, а произносит. Голос, не ведающий, что значит жить на 3100 франков в месяц, даже на 10000.

В первый раз, сегодня, в Ошане я не вернула на место хлеб в целлофановой упаковке, который я почему-то расхотела. Хлебный отдел был слишком далеко, и я скромно положила багет на упаковки с кошачьим кормом.

Мне было стыдно за свое поведение. В этот момент я представила себе сотни продуктов, оставленных в не предназначенных для них местах: остатки колбасных изделий в обувной секции, йогурты в овощном отделе, и т. д..

Покупатели больше не подчиняются правилам поведения, установленным супермаркетами: взять тележку, пробежать отделы, протянуть руку к объекту, схватить его, уложить в тележку или же снова поставить его на полку, направиться к кассе, оплатить. Теперь делают так: вскрывают упаковки с тортами, пузырьки с туалетной водой, пробуя, нюхая везде, где это возможно, устраивают беспорядок во всех отделах и уходят, естественно, ничего не купив. Я спрашивала себя, почему раньше такого не было.

11 апреля.

Вплоть до 1968 года — черно — белые воспоминания детства. Затем начинаются цветные. Разве память не прошла тот же путь перехода от черно белого изображения к цветному, как телевидение?

12 апреля.