– А тебе откуда все это известно? Он что, сразу бежал докладывать тебе?
– Он был в замешательстве, да и мне хотелось понять суть происходившего между ними. У меня было какое-то странное чувство, что сейчас между ними должно что-то произойти. Так что это у него зазвонил телефон, и звонок этот был от меня. На мои общие вопросы: «Как дела?» и «Что нового?» следовали не менее общие ответы: «Нормально» и «Ничего», хотя, судя по голосу, было ясно, что все далеко не нормально, и что произошло что-то новое в его жизни, о чем он хочет рассказать и так вот неуверенно пытается подготовить для этого почву. И мне удалось выудить у него информацию. Оказывается, сразу после концерта на Озере она обратилась к нему со словами примерно следующего содержания:
«Мы больше не будем играть чужую музыку, а только твою», – говорила она тихим голосом и улыбалась.
Он тоже улыбался ей в ответ, но не въехал в суть сказанного. Через два дня они встретились у него дома, и она повторила это с той же улыбкой и уверенностью, которую он вдруг сразу пресек, сказав:
«Нет, подожди, зачем так категорично? У нас все так хорошо получается, и я не хочу прекращать это все. Мы будем понемногу добавлять по одной вещи, и, может быть, потом когда-нибудь…»
«Не может быть!» – заговорила она вдруг ультимативным тоном. «Я хочу, чтобы ты писал свою музыку, играл бы и пел свои песни. Они у тебя есть, они у тебя будут, ведь я рядом с тобой! Согласись, захоти творить, а не становиться чужой тенью! Знай, что я уже не смогу играть ничего чужого. Позавчера я открылась тебе, и ты должен был это увидеть. Победи себя! Помоги мне сделать то, что должно совершиться!»
И с этими словами она оставила его. Еще через два дня они встретились снова. Он обратил внимание на то, что она была необычно грустна, и захотел ее приободрить. Она попросила его еще раз сыграть «Озеро порывов», на что он немедленно согласился. Перед самым началом игры она вдруг попросила принести ей воды, что он и сделал. Она немного отпила и поставила стакан на стол. Они заиграли. После она спросила его о том, какие песни он хотел бы разобрать с ней в первую очередь. Я не могу понять, что мешало ему хотя бы для вида назвать пару из них, но этот чурбан вдруг снова уперся, сказав:
«Вот каким я вижу наш следующий концерт…»
Она перебила, спросив:
«Ведь он будет через несколько месяцев, верно? Нам нужно будет тщательно подготовить твой новый материал для него».
«Нет! Нет! И еще раз нет! Я не представляю свою концертную программу без вещей, которые меня создали, благодаря которым я есть то, что я есть, на которых я учился и рос. В конце концов, наш дуэт состоялся благодаря этим песням, поэтому будь так добра, поддержи меня в этом вопросе», – перебил он ее, но она не собиралась делать того же.
– Он что, скандалить стал с ней? В принципе, она ничего плохого не предлагала ему.
– Да, я того же мнения, но его сознание почему-то тогда помутнело, и он был готов упираться еще дольше. Она видела это, поэтому просто молча посидела еще пару минут, потом встала, убрала скрипку в футляр, и вышла, бросив ему «до скорого».
«Скорое» произошло через сутки. На этот раз она пришла без скрипки. Молча посидев пару минут, она будто вернула ту вчерашнюю обстановку, когда он окончательно отказал ей в ее просьбе, и сама вернулась в то состояние. Единственной разницей было отсутствие ее скрипки. Он сразу это заметил, и спросил:
«Ты сегодня без скрипки?»
«Нет, – отвечала она, – это ты сегодня без Скрипки. Я и есть Скрипка, твоя Скрипка, но ты отверг меня».
Он сказал ей:
«Что ты несешь?! О чем ты?!»
И она ответила ему на это так:
«Помнишь, как-то раз ты задался таким вопросом: «Зачем такой скрипачке нужно было находить меня чтобы исполнять все, чего бы я ни захотел, когда она сама могла бы выбрать кого угодно?»?»
– Эй, кажется он это тебе выговаривал, по телефону, верно? У тебя что, встреча с ней была?
– Да нет же, нет! Пойми и поверь мне: мне во всей этой истории довелось лишь собирать информацию, но никоим образом не распространять. Рассказываю я ее сейчас в первый раз тебе, просто у меня это все так явно зафиксировалось и поэтому так гладко идет. Нестыковка есть, и я не сомневаюсь, что со стороны это кажется похожим на обычный бытовой треп с моей стороны, но этого не было. Информация шла не от меня.
– Может он еще кому успел рассказать о своих ощущениях?
– Да, вполне возможно, однако мне почему-то хочется придерживаться вот этой, в некотором роде мистической позиции – уж очень к этому располагает конец этой истории. Как он мне сказал, он сам опешил, услышав от нее слова, сказанные им самим не так давно. А она добавила: