Вне рутины

— Ахъ, оставьте! Просто онъ чувствуетъ передо мной все свое ничтожество. Ну, да что объ этомъ говорить! Замужъ за него я не пойду. Не видать ему меня, какъ своихъ ушей, — закончила Соняша.

— Горя тебѣ надо хватить, тогда и пойдешь, — сказала мать.

— И послѣ горя не пойду.

— Однако, пенсіей-то поинтересовалась. Спросила у него, велика-ли его пенсія и когда онъ ее выслужитъ.

— Просто изъ любопытства. Нельзя-же сидѣть и молчать. Я ужъ и такъ много отмалчивалась. Цвѣты… гіацинты хочетъ поднести… Ахъ старая обезьяна съ серьгой въ ухѣ!

Соняша пришла въ спальню и стала переодѣваться изъ платья въ капотъ.

Манефа Мартыновна направилась въ столовую и принялась вмѣстѣ съ кухаркой прибирать со стола закуску.

XI

На другой день за обѣдомъ нахлѣбникъ и жилецъ Заборовыхъ студентъ-медикъ Хохотовъ съ полуулыбкой говорилъ Соняшѣ:

— Іерихонскій-то все-таки былъ у васъ вчера?

— Да вѣдь вотъ маменька пригласила. А сама я ни за что-бы на свѣтѣ, - отвѣчала Соняша. Кухарка наша Ненила отъ него въ страшномъ восторгѣ. Онъ ей полтинникъ далъ.

— Да и не одна кухарка. Онъ и мнѣ понравился, — сообщила Манефа Мартыновна:- Прекрасный, солидный мужчина… скромный. Мнѣ почему-то онъ казался, покуда онъ не былъ у насъ, гордымъ и заносчивымъ, а ничего подобнаго. Ужъ Соняша къ нему свысока и насмѣшливо относилась, а онъ хоть-бы что! И какой хозяинъ! Какъ умно и дѣловито разсуждаетъ.

— Я вотъ и совѣтую маменькѣ не упускать его, если онъ, такъ нравится, — полушутя проговорила Соняша. — Она хорошая хозяйка и онъ хозяинъ. Ихъ будетъ хорошая пара.

Студентъ улыбнулся.

— Охъ, барышня! — сказалъ онъ. — Я ужъ говорилъ вамъ и опять говорю: и для васъ онъ Божій даръ. Не совѣтую и вамъ пренебрегать имъ. Да это такъ и свершится, если ужъ вы его пригласили. А мужъ онъ будетъ хорошій. Вы его сейчасъ околпачите, а это только и требуется. Подумайте хорошенько о немъ.

— Да вы шутите, Викторъ Матвѣичъ!

— Съ какой стати? Прямо говорю, серьезно. Что онъ немножко старъ, такъ это не важность. Мужъ всегда долженъ быть старше жены.

— Вотъ и я то-же самое говорю, — подхватила Манефа Мартыновна. — Мой покойникъ, ея. отецъ, на двѣнадцать лѣтъ былъ, старше меня, а жили мы душа въ душу.

— Вы и я! Развѣ есть сравненіе! Не стоило тогда курсы проходить, идеи себѣ усваивать! — откликнулась Соняша. — Вы шли замужъ изъ затхлаго купеческаго дома, читали только «Таинственнаго монаха» Зотова да Булгаринскаго «Ивана Выжигина», а я и съ Боклемъ, и съ Миллемъ, и съ Огюстомъ Контомъ знакома. На педагогическихъ курсахъ была, въ Академіи Художествъ была.

— Позвольте! При чемъ тутъ курсы и Бокль съ Миллемъ! — воскликнулъ студентъ. — Курсы и Бокль при васъ и останутся, а Іерихонскій Іерихонскимъ. Такіе люди, какъ Іерихонскій, нынче въ модѣ. Они вообще въ модѣ. Въ модѣ и въ жизни, и на службѣ.

Соняша сдѣлала гримаску.

— Богъ знаетъ, что вы говорите! — сказала она студенту.

— Говорю, что чувствую, говорю на основаніи того, что вижу въ жизни. Іерихонскій угловатъ немножко — не важность. Эта-то угловатость теперь почему-то и цѣнится.

— Такъ вы мнѣ совѣтуете выходить за него замужъ? — воскликнула Соняша.

— Непремѣнно. Да это такъ и случится… Ужъ если онъ попалъ къ вамъ въ домъ, то онъ будетъ, и вашимъ мужемъ. Зачѣмъ-же тогда вамъ было приглашать его знакомиться съ нимъ, — доказывалъ Хохотовъ.

— И что-же самое говорю, Соняша, говорю, какъ мать, — подхватила Манефа Мартыновна.

— Дѣлайтесь скорѣе генеральшей, дѣлайтесь, — прибавилъ Хохотовъ.

— Вотъ видишь, Соняша, не одна я, старуха, говорю это, а и молодой человѣкъ съ либеральными взглядами.

— Тутъ либеральные взгляды, Манефа Мартыновна, ни при чемъ. Тутъ взгляды должны быть практическіе, Софья Николаевна избалована, съ барскими наклонностями, ей нельзя выйти замужъ за бѣднаго труженика. Она будетъ страдать.

— Э, то я-то- съ барскими наклонностями? — спросила Соняша и иронически улыбнулась.

— Да конечно-же. Вы спите чуть не до полудня, въ столѣ пренебрегаете щами и кашей.

— Я сплю долго, потому что у меня настоящаго дѣла нѣтъ.

— Да и не будетъ. Не такая въ дѣвица. Скорѣй дѣлайтесь генеральшей, скорѣй.

— Благодарю за совѣтъ. А собой я распорядиться съумѣю, — сказала Соняша.

Они встали изъ-за стола. Хохотовъ закурилъ папиросу.

— А ужъ какъ Іерихонскій вчера торжествовалъ насчетъ своей побѣды! — сказалъ онъ.

— Ужъ и побѣды! — возразила Соняша. — Вольно же ему было понимать маменькино приглашеніе къ намъ превратно.

— Какъ онъ пѣлъ! Игралъ на гитарѣ и пѣлъ. Моя комната подъ его кабинетомъ и я слышалъ. Часовъ до двѣнадцати пѣлъ.

— Да развѣ онъ поетъ? — усумнилась Манефа Мартыновна.

— Въ лучшемъ видѣ поетъ, барыня, — откликнулась кухарка Ненила, прибиравшая со стола. — И голосъ у нихъ, какъ труба. Только все духовное поютъ. Играютъ на гитарѣ и поютъ.

— Это для меня новость, что онъ поетъ, — сказала Манефа Мартыновна. — Вотъ видишь, онъ даже и музыкальный человѣкъ, — обратилась она къ дочери и, когда кухарка ушла изъ столовой, сообщила Хохотову:- Вѣдь ужъ черезъ два года полную пенсію въ тысячу рублей выслуживаетъ, да и такъ имѣетъ хорошіе достатки.