В прошлом уже предпринимались попытки выступить против размещения в открытом доступе материалов, разжигающих ненависть, распространяющих ложь и содержащих сцены насилия, но ни одна из них не имела успеха. Со временем стало понятно, что с этим ничего не поделаешь. Лишь однажды “Вместе” попыталась принять реальные меры, но это лишь доказало, что вина лежит не только на компании, но и на нескольких миллиардах пользователей. Желая умилостивить Евросоюз, “Вместе” представила новую медиаплатформу, “Буэ”, специально отведенную для размещения всего отвратительного и антиобщественного. В компании надеялись, что тролли и социопаты будут вариться там в плотно закрытом котле оскорблений и призывов к взаимному уничтожению, не задевая чувства добропорядочных граждан. По мнению Бейли, все беды в Сети создавали всего один-два процента отморозков. Но как только “Буэ” была запущена, туда потянулись миллионы, а затем и миллиарды вроде бы нормальных людей. Она стала популярнее всех остальных платформ компании вместе взятых. Людям были нужны кровь и кишки, поэтому “Буэ” потихоньку слили с мейнстримовыми платформами. Небеса “Вместе” могли
Дилейни и Уэс подошли к главным воротам. Кампус купался в солнечных лучах. Дилейни взглянула на часы. Они приехали на тридцать минут раньше.
– Пойдем позавтракаем, – сказала она.
***
Они пошли завтракать в огромный атриум, где от центрального круглого буфета расходились лучами сорок длинных гранитных столов. Это была самая праздничная и располагающая к общению столовая из всех, что Дилейни доводилось видеть. В одном конце зала помещался большой экран, закругляющийся по сторонам, как скобка.
– Ага, – сказал Уэс, – а столовая называется “Едвилль”.
На его лице было написано страдание.
– Здесь очень много интересных названий! – с нарочитой радостью отозвалась Дилейни.
Они обошли буфет, впитывая глазами буйство разнообразных красок. Любой фрукт можно было взять целиком или нарезанным на причудливые кусочки. За серебряными подносами и противнями с картофельными блинчиками, вегетарианскими колбасками и фальшивым беконом из морских водорослей замерли повара. Осознав, что тарелок здесь нет, Уэс зачерпнул горсть ананасовых кубиков и безглютеновых шариков из овсянки.
– Мои глаза, – пробормотал он. – Я боюсь за свои глаза.
Кажется, он не моргал с того момента, как они оказались в кампусе. Он со вздохом посмотрел на буфет, вокруг которого собралась пара дюжин людей в разноцветной лайкре, каждый с едой в руках. Потом мотнул головой в сторону группы мужчин за сорок, рельеф их ягодиц во всей красе блистал в лучах утреннего солнца.
– Я хочу это развидеть, – сказал он. – Жуть какая-то.
Дилейни приложила палец к губам. Уэс закинул в рот подрагивающий шарик с жидкостью и сжал челюсти. Его веки тут же захлопнулись и вновь распахнулись, глаза слегка вылезли из орбит, он сглотнул и ухмыльнулся. Дилейни подумала, что питьевые шарики могут ему понравиться. Они же дурацкие, а Уэс любит все дурацкое.
– А вот это прикольное.
– Посмотри на экран, – сказала она.
Уэс повернулся.
Посетителям предлагалось посылать на экран свои сообщения – при желании анонимно, – которые затем отображались на нем огромными буквами. Если другим сообщение нравилось, они могли ставить ему смайлики, и если смайликов набиралось достаточно много, оно задерживалось на экране надолго и увеличивалось в размерах. Авторы идеи рассчитывали, что экран станет динамичным цифровым салоном, но результат, как показалось Дилейни, пока никак не дотягивал до “Алгонкинского Круглого Стола”[14]. “Порадуйся себе!” – гласило первое новое сообщение. “Благодарю вас!” – возвещало следующее.
– Не ожидал, что здесь будет столько фруктов, – заметил Уэс. – Точнее, тропических фруктов. Сейчас вроде как не сезон. Посмотри, сколько бананов.
Дилейни кое-что пришло на ум. Она пристально уставилась на Уэса, пытаясь привлечь его внимание.
– Что? – не понял он, озираясь по сторонам. – Что такое? Что-то случилось?