Он потрусил к Хижине и вернулся с конвертом. Письмо было написано от руки, аккуратным почерком. Конечно же, от профессора Агарвал. После того как Дилейни окончила колледж, они время от времени писали друг другу, Дилейни сообщила ей о своем переезде в Калифорнию и начале работы в “Факторе 4”, но ответа от Агарвал не было уже год.
– Твоя профессорша? – спросил Уэс.
Он хорошо знал профессора Агарвал – заочно, по рассказам Дилейни. Именно на ее теории – и, что не менее важно, на ее праведный гнев – они опирались в своих планах по уничтожению “Вместе”.
– Не обращай на меня внимания, – сказал Уэс и, прикрыв глаза, подставил лицо солнцу.
Дилейни сложила письмо, в горле встал комок. Такое происходило всегда, когда она чувствовала свою беспомощность. А сейчас она сознавала, что не может ничего рассказать профессору Агарвал, как бы ей того ни хотелось. Она даже не может написать такое же бумажное письмо в ответ – риск слишком велик.
Агарвал – радикалка, непредсказуемая, да что там, даже слегка сдвинутая. Дилейни вспомнила, как профессор вышла в кампусе на одиночный пикет против видеонаблюдения. Стояла, маленькая и решительная, и полным яда голосом декламировала в огромный мегафон. Она обвиняла колледж в том, что он установил слежку во всех общественных местах кампуса. Дилейни была в числе трех десятков человек, слушавших ее. Агарвал говорила, что в кампусе почти две тысячи камер, что “Сфера” продала их колледжу с огромной скидкой, что все записи доступны местной полиции и принадлежат “Сфере”, что они хранятся где-то вне кампуса и их можно использовать как угодно, что они синхронизированы с местной сетью онлайн-банкинга (наличные там были запрещены), что жизнь каждого студента записывается и отслеживается практически круглые сутки. Их оценки, рейтинги и посещаемость попадают в единое цифровое досье, к которому имеет доступ пугающе большое число сотрудников университета.
– Если за вами наблюдают, – кричала Агарвал в мегафон, – вы не свободны! Человек, за которым постоянно следят, не может быть свободен!
Студенты торопливо шли мимо, закупорившись наушниками.
– Не существует ни безопасного асбеста, ни безопасного видеонаблюдения! – надрывалась Агарвал. (Старшекурсник с кафедры антропологии направил на нее камеру телефона.) – Этот колледж не имеет права вас снимать, нигде и никогда! (Идущие мимо уже обходили ее по большой дуге.) Студенты, я умоляю вас очнуться!
Никто не очнулся. Студенты привыкли к видеонаблюдению еще с детского сада. Родители знали, где их дети, в любой момент, и это было само собой разумеющимся – они просто никогда не жили иначе.