Если верить афише, представление ожидалось вечером, а встретиться с директором Альма жаждала прямо сейчас, а потому, недолго думая, пролезла между повозками на пока закрытую территорию. В ноздри ударила невыносимая вонь: где-то поблизости были клетки с животными.
«Это хорошо, — подумала Альма, — очень хорошо».
Рядом с цирковым куполом было разбито несколько разноцветных палаток поменьше. Земля, размытая недавним дождём, превратилась в грязь, и кое-где от телег к шатру были проложены тропинки из скользких досок. Альма приподняла юбку, чтобы не испачкать подол. Импровизированные дорожки скрипели, проминаясь под ногами, и хлюпали по воде. В распахнутой двери одного из фургонов курил, щурясь на солнце, мужчина в красном фраке и полосатых брюках. Выглядел незнакомец представительно, несмотря на комичный костюм, но, вероятно, такой наряд и должен быть у циркового артиста.
Заметив Альму, мужчина поднёс трубку ко рту, выпустил дым и рявкнул не слишком приветливо:
— Представление вечером. Как ты сюда пробралась, девочка?
Взгляд скользнул по платью из дешёвой саржевой ткани и зацепился за оранжевую нашивку на груди. Поздно Альма сообразила прикрыть вышитый под воротником знак приюта: совсем про него забыла, взволнованная побегом. Рука дёрнулась, попытавшись спрятать улику. Но какой теперь в этом был смысл? Незнакомец понял, откуда она.
— Подопечная Маркеса? — спросил он, снова затягиваясь. — Не знал, что старый дуралей разрешает воспитанницам разгуливать по городу в одиночку.
Что ж, она сглупила — пришлось признать: остаться инкогнито, как того хотелось, не получилось.
Мужчина смотрел на Альму сквозь клубы дыма, невысокий, с пышными седыми усами и животом, натянувшим рубашку между полами расстёгнутого сюртука.
— Я хочу в труппу, — сказала Альма, храбро расправив плечи.
Пышные усы дёрнулись.
— Мне есть что предложить.
— И нечего терять, — проницательно заметил незнакомец и отошёл от двери, пропустив Альму внутрь фургончика.
* * *
Этот мужчина, стоявший спиной к окну, Кайрам? Супруг Эстер?
Молох не сдержался — стиснул кулаки. Конечно, Танатос заметил. Заметил его злость и изумлённо вскинул брови, тогда Молох совершил ещё одну непростительную ошибку — послал главе Совета яростный взгляд. Открыл все уязвимые места. Вручил рычаги давления. Ничего не смог с собой поделать.
Теперь Танатос поймёт, что Эстер ему небезразлична, и будет это использовать.
Проклятье!
Держи себя в руках. Держи. Себя. В руках.
Он не мог! Ни одна мышца не подчинялась, взятая под контроль ослепляющей ревностью.
Когда в последний раз Молох терял голову?
Он попытался вернуть на лицо маску невозмутимости, но…
Столько веков он прятал эмоции, старался не выдать ни одной, боялся открыться и теперь чувствовал: привычная броня трескается, рушится под напором клокотавшего в груди гнева.
Ощущать себя любовником при живом муже было незнакомо и не сказать, что приятно. Отвратительно, откровенно говоря. Но Молох был жнецом и знал: смерть дарует освобождение. В том числе и от брачных уз. Никаких прав на погибшую жену Кайрам не имел. Потерял избранницу и обречён на вечные муки плотского голода? Его проблемы. Пусть катится обратно в Пустошь.
Убирайся, Кайрам! Слышишь? Эстер богиня смерти. Её место в Крепости. Рядом с ним, с Молохом.
«Не отдам!»
— Скоро я увижу свою жену? — красные глаза блеснули нетерпением.
Кайрам выглядел типичным представителем своей расы. Темноволосый и бледный, высокомерный до тошноты. Это холёное лицо хотелось подправить ударом кулака. Изменить конфигурацию черт. С каким восхитительным хрустом сломал бы Молох этот надменно задранный нос, эту челюсть! Намотал бы длинные волосы на кулак. Разукрасил бы кожу синими и багровыми пятнами.
Танатос смотрел на него во все глаза, даже не пытаясь скрыть удивление: Молоха трясло, ноздри раздувались, глаза метали молнии.
— Эстер научилась телепортации, — выплюнул он, и Танатос потрясённо откинулся на спинку офисного кресла. Неужели и правда верил, будто Смерть ошиблась, выбрав женщину своей служанкой? Думал: магия не проснётся?
Чёртов упёртый баран! Слепец!
Кайрам уже здесь, и пути назад нет. Демоны собственники и любят единожды в жизни. Даже если Танатос передумает, пойдёт на попятную, бросится защищать Эстер вместе с Молохом, бес не отступит. Будет преследовать год за годом, столетие за столетием, пока не найдёт способ похитить, присвоить себе избранницу.
Голод не даст Кайраму покоя, а сам бес не даст покоя ни Эстер, ни Молоху. Попытается уничтожить соперника любой ценой. Да они бы уже крушили друг другом стены, узнай демон, с кем развлекалась жена в его отсутствие.
И Молох боролся с искушением открыть ему эту тайну. Выплюнуть прямо в заносчивое лицо.
«Я сплю с ней. С твоей истинной. Эстер моя! Ты больше не имеешь на неё прав!»
Смерть, откуда в нём эти варварские порывы? Что за собственнический инстинкт?
Молох себя не узнавал. Ледяной истукан превратился в жадное, рычащее чудовище, в зверя.
— Научилась телепортации, — Танатос задумчиво постучал ручкой по столу.