Влюбиться on-line (сборник)

— А чем плохой способ ухода из жизни? — спокойно парировала Инесса. — И не самоубийство, за которое вполне могут осудить. И не несчастный случай, когда часто оказывается виноват кто-то посторонний. Болезнь. Ни к кому никаких претензий.

— Мам! Ты что, правда не понимаешь? Ты что, совсем ничего не соображаешь? — Жанна повысила голос. Глаза ее покраснели.

— Чего я не понимаю?

— Того, что ты добровольно хочешь похоронить себя в расцвете лет?

— Да в каком расцвете? — попыталась возразить Инесса, но ее тихий вопрос потонул в возмущенном выступлении дочери.

— Не понимаешь того, что хочешь оставить меня, свою единственную дочь, в одиночестве? Того, что, страдая сама, доставляешь горе другим? Того, что нельзя ставить свою жизнь в зависимость от чего бы то ни было… Что жизнь дана человеку не для того, чтобы он просил о смерти…

Мать ошарашенно смотрела на дочь и действительно в каком-то ином свете видела сейчас свое эгоистичное настроение.

А Жанна так же горячо продолжала:

— Да эти слова не я тебе, а ты мне должна была бы говорить! Это мать должна донести до своего ребенка, как нужно жить, чтобы управлять обстоятельствами, а не становиться их жертвой, чтобы быть сильным, уметь выбирать, уметь достигать! Бороться! Стремиться, лететь, парить! А не болеть, не угасать, не уподобляться соплякам и тряпкам, которые складывают руки при любой мало-мальской трудности…

Инесса смотрела на дочь во все глаза. А та, переведя дыхание, не останавливалась:

— Что ж за эгоизм такой? Сознательно уйти?! Оставить меня страдать! Отец ушел, наплевав на нас обоих! Ты собираешься уйти, наплевав на меня! Вы что, с ума посходили?! Или это метод воспитания такой интересный? Мол, родить родили, воспитать воспитали, а дальше — хоть трава не расти?! Значит: если я рожу ребеночка, а у меня, боже сохрани, случатся неприятности, я должна буду бросить его на произвол судьбы, потому что мне плохо и лучше вообще не жить, чем жить в мучениях? И плевать на всех, в том числе и на собственное дитя? Да?! Так?! Правильно я воспринимаю ваш педагогический эксперимент надо мной? — Жанна уже кричала.

— Дочь! Не передергивай! Ничего подобного я не говорила…..

— Да! Ты не говорила. Ты вообще со мной не разговариваешь последнее время. Как будто я чем-то провинилась или наказана неизвестно за что… Ты не говоришь. Но зато делаешь! Ты ведешь себя так, будто живешь одна. Ты погрузилась в свое горе, в свою личную драму и игнорируешь все вокруг. Отец сделал больно тебе, и ты решаешь сделать больно мне. А мне что остается?! Умереть, чтобы досадить отцу?!

— Ну что ты такое говоришь? Жанночка, успокойся!

— Вы… вы… — Жанна разрыдалась. — Вы оказались жестокими эгоистами — и ты, и отец… Да. И нечего так смотреть на меня! Он со своей дурацкой любовью, со своим вымышленным страданием…

— Почему вымышленным-то? — Перебила Инесса, цепляясь к словам, хотя в действительности начинала понимать правоту дочери. И бог бы с ними, со словами, но она хваталась за них, как за спасательный круг, пытаясь удержать хоть остатки своей идеологии. Хотя ей самой была уже понятна вся бессмысленность этой затеи.

— Да потому… Потому… В жизни полно проблем, интересов, тем, на которые можно и нужно обратить внимание… Ты же предпочла завернуться в одеяло из собственных переживаний и не вылезать из него. Тебе понравилась роль жертвы. Видимо, ты видишь в ней какие-то плюсы для себя… Но ты заигралась, мама! Все, хватит! Очнись! Не хочешь лечиться — не лечись! Никто тебя насильно в больницу не затащит… Но сделай хоть что-нибудь! Прояви себя как личность, как человек, обладающий силой… не знаю, какие слова еще найти, чтобы ты услышала…

Голос Жанны сорвался… Слезы лились и лились по ее щекам, не переставая… Она оборвала свою речь и пошла в ванную.

Инесса сидела совершенно изумленная и потрясенная страстным монологом дочери.

Да, дочь во многом права. Инесса вдруг осознала, что все ею услышанное правда! Обвинение в эгоизме — уместно! Упрек в безразличии к дочери — однозначно! Претензия в полной самоустраненности от жизни — да! Иллюзия собственной значимости — налицо! Да куда ни кинь, какую дочкину фразу ни возьми — все так и есть! И болезнь эта, вымоленная у Бога, и равнодушие ко всему, в том числе и к единственному ребенку, и нежелание ничего сделать со своей жизнью, и осознанное погружение в зависимость от мужа…

Когда Жанна вернулась в комнату, мать выглядела растерянной и задумчивой. Вся ее мнимая бравада первых фраз исчезла, испарилась в эмоциональном порыве дочери. И оказалось, что кроме этой бравады и уязвленного самолюбия покинутой женщины ничего больше в душе-то и нет. И правда, сколько можно пестовать и баловать это самое самолюбие?! Похоже, уж и от любви к мужу ничего в душе не осталось, все в обиду да ненависть ушло.

— Дочь! Доченька! — Инесса тоже зашмыгала носом. — Ну не надо так! Не обижайся!

— Да я и не обижаюсь, мам. Просто я не хочу тебя терять. Не хочу, понимаешь?

— Ну а что теперь делать-то?