Вляп

Сменим ручку-ножку, пошли поворот в обратную сторону исполнять. В середине, как лицом к Хотенею встану, сменим ритм и — «низкопоклонство перед идолом». С раздвинутыми коленями и в полуприсяде. Делаем.

Ух ты, как моего-то разбирает… Аж раскраснелся весь. Что милёнок-господёнок, этакую красу несказанную-ненаглядную и под нож? Как корову старую, яловую. А я ещё и «волну» могу. Ну, как тебе мой «пупок дрожащий, нежным потом увлажнённый»? Засинхронизированный с такой же задницей?

Кажется, хватит. Пора Фатиме бубен остановить, притомился я. Завтра брюшной пресс болеть будет. А пятки уже горят.

Но Фатима не успела остановиться сама. Невеста венчанная, вся в белой фате, не поднимая глаз от стола, руку вскинула.

Бубен замолчал. Зал стихать начал.

Тут она на меня глаза подняла. Господи, пигалица тринадцати лет, ещё детская опухлость с лица не сошла, а смотрит по-взрослому. По-зверячьему смотрит. Я такой ненависти в глазах здесь ещё ни у кого не видел. Смотрит мне в глаза, а говорит Хотенею:

— Господин муж мой венчанный, завтра по утру стану я здесь хозяйкой. И всё в дому этом будет под рукой моей. Так ли?

— Так, жёнушка, так.

— Тогда пусть поутру приведут ко мне эту холопку. Хочу посмотреть — как её плетями обдерут. Со всех сторон. По всем местам. За это непотребство на нашей свадьбе. А после — велю ноги ей поломать. Чтобы была колченогая и впредь непристоинств таких нигде не устраивала. Так, муж мой?

Хотеней как-то замешкался, за спиной ропот по залу прошёлся. И тут вступил Гордей:

— Не, доча, не сразу поутру. Хотеней Ратиборович мне эту девку раньше обещал. Так что, она сперва у меня в дому… попляшет. А уж потом… Если останется чего пороть.

Вот так-то, Ванюша. Была у меня какая-то надежда. Тень надежды. Может, не понял что из подслушанного. Может, не обещал меня Хотеней, или обещал, но не отдаст, отговорится как-то, спрячет…

Поклон в пояс. Рукой до земли. Шаг назад, второй поклон.

Я чуть не свалился с помоста. Спрыгнул, развернулся, народ от меня как-то в стороны, подхватил свои тряпки, по полу разбросанные, и на выход. Скорее к Фатиме, скорее домой, скорее от этих… таксидермистов. Как они мою судьбу при мне же и решали… Не скрываясь, не секретничая… Будто нет меня, будто я — пустое место… Будто баран на привязи — никуда не денется.

А оно так и есть: деваться мне некуда. Холопка же, скотинка двуногая, «зверушка забавная»… Для хозяев жизни.

Фатимы в зале уже не было, она тоже слышала. Убралась подальше.

Я — на выход, и где-то в переходе под лестницей меня слегка плечиком — приподтолкнули, ножку — приподставили, и я сходу — в открытую дверь головой вперёд — влетел.

Чулан, вроде, какой. Дверь за спиной — хлоп. Темно. Мужики какие-то. Один — за руки держит, другой — в штаны ко мне полез. И вообще — пытается во всюда сразу. Живот щупает, к попке прижимается, лифчик сдвинуть норовит, кажется, ещё одновременно и на себе штаны расстёгивает-развязывает…

Шива многорукий. Перегаром несёт. Горячий, потный, липкий.

Не только Фатима слышала про мою судьбу — все. И эта парочка. Вот только что Хотеней с меня свою защиту снял. Я теперь — «ничьих буду». Только минуту назад! А они — уже! Оперативненько… мрази святорусские.

Сработал на автомате: сильный прогиб вперёд и левой пяткой назад.

Попал. Повезло. Мне.

Мужик уже успел кушак на кафтане развязать. Так ручёнки с кушаком и прижал. К больному месту.

От толчка моей головой в живот — и передний завалился. Рук не отпускал, пока я ему коленом на причинное место не встал. «Встал» — с размаха. Оба воют и матерятся.

Я шмотки — цап, что в темноте ухватил — и к двери.

Оп-па. Дверь открывается — в проёме третий.

Вот теперь хана. Сам же дочку учил: после удара по гениталиям или убивай, или убегай — пощады не будет.

Добить этих — не смогу. Убежать — тоже. Сейчас они меня… во всюда куда найдут. Сразу и по очереди.

Через дверь свет снаружи, один из лежащих ухватил меня-таки за ногу.

Тут от двери голос:

— Отпусти девку.

Этот, что ухватил, пополам с матами:

— Не лезь, Артемий. Хочешь — в очередь.

— Отпусти её, первым в очереди — Гордей. Сказать ему?

— Давай мы её все вместе. Всё едино — ей завтра либо Гордей, либо дочка его — всё поломают. Хучь целенькой попользуемся. А потом скажем…

— Отпусти. (Мне.) Пошли.

Так, тряпки подобрал, бочкам-бочком мимо него в дверях. А на мне — только никаб на голове, лифчик и шортики со прозрачными штанинами. Вот я сейчас в проёме дверном его голым животиком, «влажно дрожащим», задену, у мужика крышу снесёт и…

Тут он меня за плечо — цап.

Началось…

— Накройся.

Однако… Одну юбку — вокруг бёдер, другую — на плечи.

— Пойдём, провожу. А то тебя ещё кто-нибудь… Я — Артемий. Артемий-мечник. А тебя как звать?

Ну и что ему может ответить «княжна персиянская»? Которая не говорит, не княжна, не персиянская, и не девушка вообще?

Мычу. Типа: «нихтферштейн факеншит». Понял, ведёт дальше.

Так, а куда он меня ведёт? Как заведёт куда… Ой-ей-ей… Нет, вывел к людской, вроде, и Фатима там. Тут он меня за плечо маленько назад и в тёмный угол, к стенке спинкой.

Мать…! Опять хватать будут. Да сколько ж…