И вообще, только Хотеней и его «благосклонность» были моей защитой, условием собственного выживания. Ни на свадьбу Хотенея, ни на поход, ни на возвращение, или — невозвращение, из него, я повлиять не мог. Даже на своё участие в предполагаемой послесвадебной «этажерке»: как скажет хозяин — так и будет. «Этаж», кто-что-куда вставлять… На всё воля господская. И — господняя, само собой.
Единственный «хендел» — рукоятка управления, да и то в очень ограниченном диапазоне — то ли снова продинамить при следующей встрече, то ли нет.
В поход выступают через девять дней. Через два дня после свадьбы. Перед свадьбой у жениха дел выше крыши. Так что, возможность, если и будет, то одна. Единственная.
Если он вернётся из похода, то нужно, чтобы он вернулся ко мне. Что лучше — отдаться, доставить максимум наслаждений, так, чтобы он стремился вернуться к уже известным утехам и усладам на основании применения именно моих ягодиц? Или оставить в некотором неведении, предоставив пространство его воображению?
В походе у него будет немало новых людей, впечатлений… Заменителей меня, наконец.
А я был очень в себе не уверен. Как-то чисто «мужская любовь»… не моё поле. Опыта нет. Знаний нет. Отработанных технологий нет.
Как бы не вышло хуже. Типа: «ну и что? Так себе…». Не суметь поразить, запомнится, выделится… При кастинге на телевидении — очень не здорово. В моем случае — просто смерть. Хотенея я любил, жалел, хотел, что бы он был рядом, понимал невозможность своего существования без него.
Всякие эти расчёты и выкладки рвали душу и разламывали голову.
Хорошо бабам — у них инстинкт. И возможность забеременеть. Тогда мужчина возвращается не только к своей подружке, но и к собственному ребёнку. Или он так думает.
Между всеми этими душевно-умственными мучениями я выпустил в этот мир ещё одну инновацию: женский лифчик. Бюстгальтер.
Не путать с таким же «галтером», но «бух» — до этого мы ещё не доросли.
Грудь здесь повязывают платком. При беременности, например. Или при некоторых полевых работах, чтобы на поворотах не заносило. Ещё подвязывают для «приподнять и показать». Либо пояском снаружи платья, либо платком — под. При полном у меня отсутствии и необходимости имитации всего вообще — пришлось делать нормальный лифчик. С чашками. Набивной.
На «Святой Руси» такая любовь к «и побольше» в этой части! Но сошлись на третьем, примерно, номере. Мне же это не просто носить, а в нем плясать. А с шестым-седьмым, как мастерицы мои настаивали… И центр тяжести не там, и радиус разворота другой.
Когда нет своего что положить — положим тряпок. Форму выбираем… пулевидную. Была популярна в середине 20 в. А чтоб форма держалась? Косточки?
Рыбий зуб, он же китовый ус, на Руси есть. Основной материал для изготовления дамских корсетов. Потом будет. Дамы-китобойцы. Только я что, резчик по этим зубам-усам?
Пошло дерево, ветки ивы. Где-то как-то… Как корзинки плетут. Две таких маленьких корзиночки…
С крепежом — та же проблема. Пряжки есть, но не подходят. Ладно, на один раз. Мне детишек грудью не выкармливать. Можно и без регулировки лямочек по высоте. Застёжка не на спине — спереди между чашек. Два золотых лебедя, сцепляющихся шеями.
Импозантно получилось.
Вообще-то, варварство сплошное. Всё красное и куча золота. Прислужницы мои из расчувствовавшейся Степаниды выбили. Золото, по большей части, в скифском зверином стиле. Курган они, что ли, грохнули? Или, точнее, копнули?
Красное на Руси — цвет здоровья, власти, бесов отпугивает. Но его почти не видно на мне. На сосках чашек — золотые бубенцы, всё остальное тоже: монеты золотые, какие-то застёжки, которые ничего не застёгивают, побрякушки всякие. Висюльки, пластинки.
Браслеты с колокольчиками: ножные, наколенные, кистевые, локтевые. Настоящий Маяковский получается — «Иду и звеню». Кольца с сапфирами, кольца с рубинами, кольца с изумрудами. На каждый палец по паре. Навеса на шею — да я помру в таком хомуте! Пояс c кучей золотых шнурочков…
Когда они начали мне перстни ещё и на пальцы ног… Тут я взбунтовался. Мне же во всём этом прыгать и крутится! А оно всё звенит, жмёт и с такта сбивает.
А на нижнюю часть тела построили что-то вроде мужских средневековых штанов. Только не из нынешнего, а из позднего средневековья. Вообще, и чулочки, и шортики — это традиционно мужская одежда.
Идут себе два кабальеро в чёрных чулочках по Севилье, а их донны через мантильи с балкона поглядывают и обсуждают:
— Что-то у твоего дона Педро ножки похудели. Избегался, поди, истаскался.
— Ты на своего дона Хулио глянь. У него же ноги как у козла беременного! И как ты его с такими-то колёсами вообще в постель пускаешь?
А сверху у всяких донов — шортики. Но не облегающие, а весьма дутые.
Вот что-то такое на мою тощую задницу и сварганили.
Ниже — штанины из красного шифона. Такая полупрозрачная ткань из витых шёлковых нитей.