Влечение

Эта романтическая история задела в душе Джесс какую-то струнку, хотя дело было не только в хитросплетениях сюжета или красочных подробностях. Рассказ Тонио открыл перед ней дверцу в какой-то иной мир, которого ей, как выяснилось, остро не хватало. Кроме того, он с интересом слушал ее, когда Йен переставал разглагольствовать о своей работе и честолюбивых планах на будущее, как будто в мире не было ничего более интересного.

На прощание он протянул руку Йену для пожатия и поднес к губам пальцы его жены. Озорная улыбка придала этому жесту оттенок пародии, но между ними пробежала искра. Джесс заглянула в его бархатные, цвета черного кофе глаза и вся напряглась.

— Завтра я целый день занят, — сказал Тонио. — Может быть, встретимся послезавтра, когда я приеду заниматься с Витторией?

По форме это был вопрос, а по интонации — утверждение.

Вышло так, что в назначенный день с Йеном случился солнечный удар, и он слег в постель, чтобы то и дело прикладывать к обожженным местам прохладную простыню. Бетт уснула в своей кроватке.

— Что еще сделать? — суетилась Джесс.

— Оставь меня в покое!

Она надела бледно-зеленое платье и небрежно заколола волосы. В ванной ее так и подмывало посмотреться в зеркало, но она удержалась. Будет такой, какая есть.

Йен лежал на боку, спиной к жене. Она осторожно дотронулась до его плеча, подыскивая в уме слова, которые бы их сблизили. Но он не шелохнулся, и Джесс выскользнула из спальни и спустилась по невысоким каменным ступенькам. Она так и знала, что Тонио будет ждать в холле.

— Бедняга, — весело прокомментировал он состояние Йена. — Ну что, пошли?

Виттория проводила их возмущенным взглядом. А у Джесс было такое чувство, словно у нее широко открылись глаза и уши и развязался язык. Чувства обострились до предела. Она как бы заново увидела залитую солнцем улицу. Каждое окно являло взору живую картину, а каждый пятачок, каждая трещина на тротуаре имели свою историю. Приятно было чувствовать себя частью этого мира — рядом с Тонио!

Он повел ее в маленький ресторанчик и заказал спагетти и темно-бордовое тосканское вино. Джесс набросилась на еду так, словно несколько дней не ела. Он откровенно любовался ее фигурой в бледно-зеленом платье, падающими на шею волосами.

— Ты слишком молода для матери.

— Мне двадцать два года. Не так уж мало.

Он склонил голову набок.

— Счастлива?

— Да, конечно!

— Конечно?

Джесс опустила голову и стала водить рюмку с вином по скатерти. Она сама виновата. Сама вышла за Йена; с тех пор как они обменялись кольцами, он нисколько не изменился. Она жаждала определенности, хотела иметь ребенка, а, получив все это, почувствовала себя в ловушке. Она не то чтобы чувствовала себя несчастной — просто перед ней захлопнулась какая-то дверь, навсегда закрывая от нее горизонты. Надеяться на перемены — все равно что надеяться, что китайский бумажный цветок распустится под водой.

Она сделала свою судьбу своими руками. И поэтому ее девизом стало — терпеть и приспосабливаться.

— У меня прелестная дочурка. Я ее очень люблю.

— Знаю.

Но она не любила мужа. На это ей открыли глаза многие месяцы слишком тесной и все же недостаточной близости. Йен вряд ли догадывался об этом, но все же между ними проходила полоса отчуждения, повергая его в растерянность. А растерянный, он злился.

Теперь, в обществе Тонио, Джесс почувствовала, что у нее уходит почва из-под ног. Она словно стояла на самом краю пропасти и умирала от страха и желания прыгнуть в бездну.

Тонио достал из кармана деньги — несколько мятых банкнот по пятьсот лир. Джесс сразу поняла, что этого либо не хватит, чтобы расплатиться, либо хватит, но он останется ни с чем. Поэтому она в непринужденной манере предложила разделить расходы пополам. Он не спорил, и это открыло ей еще одну истину: Тонио беден, но не придает этому значения.

Поздно вечером они подошли к пансиону. В их окнах не было света.

— Тебе действительно так уж необходимо уезжать в субботу? — спросил Тонио, приблизив к ней лицо.

Джесс лихорадочно соображала. Сейчас середина сентября; курортный сезон почти окончен; пансион пустеет; дома Йена ждет напряженная работа; Бетт обожает играть в песке и греться на солнышке.

Она услышала собственный голос:

— Если удастся поменять билеты, возможно, мы с Бетт на несколько дней задержимся.

— Это было бы чудесно.

Он не дотронулся до нее, только сверкнул зубами в улыбке. И ушел.

«Я сказала «возможно»», — уговаривала себя Джесс. В номере сладко спали Йен и Бетт, причем в тех же позах, в каких она их оставила: широко разметавшись на постели.

* * *

А по прошествии года она толкала по тропе вдоль канала коляску со вторым ребенком, а рядом, держась за мамину юбку, ковыляла Бетт, опасливо поглядывая на мутные воды канала, словно боясь, что вода перехлестнет через край и поглотит ее. Бетт вечно боялась свалиться и ходила по удаленному от воды краю тропы.