Какой-то священник потеребил Гизелу за плечо, словно призывая уйти подальше от поля битвы, но я слегка махнул окровавленным клинком в сторону этого человека, и тот замер.
Я снова посмотрел на Гизелу, и у меня перехватило дыхание, весь мир вокруг будто застыл. Порыв ветра приподнял локон ее черных волос, выбившихся из-под чепчика. Она откинула локон, потом улыбнулась.
– Утред, – сказала Гизела так, будто впервые произносила мое имя.
– Гизела, – только и сумел выговорить я.
– Я знала, что ты вернешься, – сказала она.
– Я думал, ты собираешься драться! – прорычал я Гутреду, и он метнулся в сторону, словно пес, которого стегнули хлыстом.
– У тебя есть лошадь? – спросил я Гизелу.
– Нет.
– Эй, ты! – крикнул я мальчишке, который таращился на меня с разинутым ртом. – Приведи мне вон ту лошадь!
И я показал на скакуна того воина, которого ранил в лицо. Теперь человек этот был мертв, его прикончили люди Гутреда, присоединившиеся к битве.
Мальчик привел мне скакуна, и Гизела взобралась в седло, не слишком изящно вздернув подол до самых бедер. Сунув грязные туфли в стремена, она протянула руку, чтобы коснуться моей щеки, и заметила:
– A ты похудел, Утред.
– Ты тоже.
– Я не знала счастья, – продолжала она, – с того самого дня, как ты уехал.
Подержав свою ладонь на моей щеке всего одно биение сердца, Гизела вдруг резко отдернула руку, сорвала с головы льняной чепец и распустила черные волосы, так что они упали ей на плечи, словно у незамужней девушки.
– Нельзя считать, что я замужем, – пояснила она. – Ведь настоящей церемонии венчания не было!
– Пока не было, – ответил я, и сердце мое буквально пело от счастья.
Я не мог отвести от Гизелы глаз. Я снова был с ней, и все долгие месяцы рабства показались мне какими-то нереальными, словно их никогда и не было.
– Надеюсь, на сегодня ты убил уже достаточно врагов? – озорно спросила она.
– Нет, не достаточно.
И мы поскакали туда, где шла сеча.
Невозможно убить абсолютно всех воинов вражеской армии. Во всяком случае, такое случается чрезвычайно редко. И не верьте поэтам, которые, рассказывая о битве, неизменно настаивают на том, что ни один враг не спасся. Интересно, что сами поэты, если вдруг им довелось участвовать в сражении, всегда обязательно выживают, даже когда все остальные гибнут. Правда, странно? Но что знают они о сражениях? Я никогда не видел ни одного поэта в «стене щитов».
В тот день у Кетрехта мы, должно быть, убили больше пятидесяти воинов Кьяртана, и, когда все вокруг обратилось в хаос, потому что люди Гутреда не видели разницы между сторонниками Кьяртана и датчанами Рагнара, некоторые враги смогли спастись.
На Финана напали двое из личной стражи Гутреда, и он убил обоих. Когда я его отыскал, на него уже налетел третий.
– Это наш человек! – закричал я Финану.
– Он похож на крысу! – прорычал в ответ ирландец.
– Его зовут Ситрик, – продолжал я, – и в свое время он принес мне клятву верности!
– И все равно он похож на крысу!
– Ты на нашей стороне? – окликнул я Ситрика. – Или вновь присоединился к войскам своего отца?
– Нет-нет, мой господин!
Ситрик побежал ко мне и упал на колени, рухнув прямо в грязь, истоптанную копытами моей лошади.
– Я все еще твой человек, господин!
– Разве ты не давал клятвы Гутреду?
– Он этого от меня никогда и не требовал.
– Но ты ему служил? Ты не сбежал обратно в Дунхолм?
– Нет, мой господин! Все это время я оставался с королем.
– Он и впрямь служил Гутреду, – подтвердила Гизела.
Я отдал ей Вздох Змея, наклонился и взял Ситрика за руку.
– Значит, ты все еще мой человек?
– Конечно, мой господин.
Ситрик вцепился в мою руку, недоверчиво глядя на меня.
– Согласись, что от тебя немного пользы, если ты не можешь победить костлявого ирландца вроде этого? – кивнул я на Финана.
– Он слишком быстрый, мой господин, – сказал Ситрик.
– Что ж, научи парнишку своим трюкам, – обратился я к Финану и потрепал Ситрика по щеке. – Рад видеть тебя, Ситрик.
Рагнар захватил двух пленных, и Ситрик узнал того, который был повыше.
– Его зовут Хогга, – сказал он мне.
– Раньше звали, – поправил я. – Теперь он мертвец Хогга.
Я знал, что Рагнар не оставит в живых ни одного из людей Кьяртана и не успокоится до тех пор, пока сам Кьяртан не умрет. То была кровная месть, питаемая ненавистью. Рагнар жаждал отомстить за гибель отца, однако Хогга и его товарищ, похоже, надеялись, что останутся в живых. Они охотно рассказывали нам про Кьяртана, у которого в Дунхолме имелось около двухсот людей. Они сказали, что Кьяртан послал большой отряд, чтобы поддержать Ивара, в то время как остальные его воины последовали за Рольфом на это кровавое поле у Кетрехта.
– Почему Кьяртан не привел сюда всех своих людей? – захотел знать Рагнар.
– Он ни за что не оставит Дунхолм, мой господин, поскольку опасается, что лорд Беббанбурга может на него напасть.
– Эльфрик угрожал ему? – спросил я.
– Этого я не знаю, мой господин, – ответил Хогга.