— Я всегда говорил им, что с женщиной-кэзо могут встретиться только очень хорошие дети, — объяснил Нотгез. — И вам я уже говорил, что за последние несколько лет многое понял. Да, в прошлом они причинили мне немало боли, но теперь я понимаю, что это было необходимо, и ценю то, чего добились кэзо. Поэтому — я и согласился укрыть вас на время… беспорядков.
— И клерк это тоже знает?
— Нет, ваша девушка хорошо замаскировалась. Но я знал несколько кэзо, пойманных в открытом… — он поперхнулся. — Оставайтесь здесь. Дети не уйдут отсюда до завтра, и они все понимают. Или они вам не нравятся?
Мальчуган уже вскарабкался на колени Сирены и что-то шептал ей в искусственное ухо, а девочка ревниво следила за ними.
— Вы увидите, что обычных людей эта «революция» не затрагивает, — продолжает Нотгез. — Большинство понимает, что свержение кэзо — величайшее бедствие для Земли. Ярмо слишком необременительно, а выгоды слишком существенны. Через несколько дней эти самозваные спасители человечества уползут в свои норы, побежденные презрением и саботажем. Они продержатся максимум десять дней. Нам они не нужны.
— Но не считаете ли вы, что жить лучше неодурманеными?
— Неодурманенными? — Нотгез пожал плечами. — Если бы атмосфера была отравлена, как утверждают эти нытики, разве разразилась бы революция? Мне кажется, что сейчас мы куда трезвее, чем были раньше.
— Кажется, у меня припрятано где-то нечто вкусненькое, — сменил тему Ногтез. — Если только это не вызовет шума.
— Мне первому! — завопили дети, бросаясь к нему. Генри почувствовал, как с него словно свалился груз.
— Если вы хотите предложить и нам, то…
— Но я тоже хочу, Ричард, — возразила Сирена.
Ушедший на кухню хозяин появился оттуда с половиной шоколадного торта.
— Это не совсем то, что мы ели в старину, но вкус почти тот же, — он поставил торт на стол. — Кусок торта послужит мне вроде индикатора: если я смогу разделить его мирно, значит, на самом деле действует успокоитель. Но чувствует мое сердце — сегодня вечером будет шум!
— В любом случае раздел должен быть сделан. Наркотики не нужны, если вы знаете людей, — сказал Генри. — Но у каждого…
— …но у каждого должен быть кусок пирога, — подхватила Сирена.
Генри посмотрел на кусок.
— Думаете, вы меня обставили?
Взрослые рассмеялись, а ребятишки захлопали в ладоши.
— Ну, возьмем, например, этот торт. Нас пятеро, и никто не должен быть обойден. Согласны? Хорошо. Я отрезаю себе свою долю — одну пятую. Если кто-то сочтет, что я отрезал слишком много, он может отщипнуть лишнее, чтобы поправить дело. А потом вы можете разделить остальное между собой тем же способом.
Девочка встала на одну ножку и задумалась.
— Чур, я выбираю последней, — объявила она. Мальчик, подозревая подвох, молчал.
— Ваш кусок может быть самым маленьким, — предупредил Нотгез Ричарда.
— Чур, небольшое добавление, — усмехнулся Ричард. — Последний человек, дотронувшийся до моего куска, берет его себе.
Все были удивлены, кроме Сирены.
— Вы думаете, что это облегчит задачу? — спросил Нотгез.
— Посмотрим.
Генри взял нож и отрезал себе добрую четверть. — Это мой кусок. Кто-нибудь против?
— Да! — хором закричали дети, возмущенные таким нахальством.
Математики они еще не знали, но поняли, что кусок слишком велик. Девочка взяла нож и спросила:
— Я могу отрезать от вашего куска, сколько хочу?
. — Да. Но запомни, что этот кусок может быть твоим, если никто больше не захочет, его уменьшить.
— И если он станет слишком маленьким…
— Тогда твоё дело плохо.
Девочка колебалась, не зная, что предпринять. Наконец она отрезала тоненькую полоску и вернула ее в общий пирог.
— Вот, теперь этот кусок мой!
— Ничего себе! — возмутился ее брат и тоже отделил тонюсенький ломтик. — Оставшееся — мое!
Кусок Генри все еще был велик. Но желающих в третий раз уменьшить его не оказалось.
— Итак, один из нас удовлетворён. Делим пирог на четверых. Кто отрезает себе следующий?
Девочка сердито посмотрела на него, но ничего не сказала.
Нотгез ухмыльнулся.
— Ага, я понимаю, — он взял нож и отрезал совсем маленький кусок. Никто не оспорил его права, и он снова сказал:-Да, я понял!
Сирена тоже взяла небольшой кусочек, оставив последний выбор Генри и девочке,
— Я режу, ты выбираешь? — спросил он у девочки.
Она с опаской кивнула. Генри намеренно разделил кусок не совсем поровну.
Мне выбирать? — спросила девочка.
— Да. Она взвизгнула от восторга.
— Вы ошиблись! — и схватила большой кусок.
— Нельзя справедливо наделить всех сразу, — философски пожаловался Генри.
— Видите ли, слишком сложно делить пирог таким способом между двумя миллионами людей, — сказал Битул. — В этом слабость вашей теории. Когда такая дележка подойдет к концу, пирог может испортиться, а люди — умереть с холоду, даже если упростить процедуру. Прямой путь не всегда самый лучший.
Генри смотрел из окна кабинета Битула на огромный город и пытался ответить на вопрос, где Битул и остальные Властители прятались эти три дня. Никто из них не был пойман.