Власть подвала

– Луна заглядывает в окна, она туманится и мглится, она мелькает сквозь ветви, плывет на облаках и в облаках, она крадется, она выглядывает из-за ветвей, покрытых инеем, над спокойными снегами, среди звезд, окутанных паром твоего дыхания, она подсматривает за тобой, она бывает золотой, белой и красной, а иногда она печальна и бледна как мертвая; ее свет необыкновенен, он льется, он движется, он отражает твое настроение и ведет настроение за собой.

– Еще.

– Дальше могу только цитировать. Луна в головах, как пустая площадь. Луна, что твой генсек в параличе. Луна сверкает, зренье муча. Невидимкою луна освещает снег летучий. Луна как мутное пятно сквозь тучи мрачные желтела, и ты печальная сидела… Из дальних трав встает луна щитом краснеющим героя.

– Хватит, – сказала она, – остальное я могу представить. – Что ты собираешься делать дальше?

– Просить тебя о помощи.

– Безнадежно. Со мной пройдет только сделка.

– А если придумать для меня какую-то другую работу? Не знаю, понимаешь ли ты это, но для человека тяжело…

– Ты не человек, – сказала она.

– Что?

– Ты не человек. И ты никогда не был человеком. Я помолчу, а ты осознай мои слова.

Она замолчала и начала танцевать. Это был странный, очень вычурный танец без музыки. Танцуя, она не отводила маски от лица. Этот танец напоминал лунный свет, льющийся сквозь тонкую сеть белой занавески, льющийся на зрачки бессонных глаз и стекленеющий там, как катаракта.

– Вот так? – спросила она, остановившись. Она нисколько не запыхалась. – Похоже?

– Я тебе не верю. А как же мое тело? И все остальное? И мои воспоминания?

– Твое тело напоминает человеческое, только напоминает. Но даже оно сильно отличается. Тебе почти сорок лет, но у тебя ни разу в жизни не болела голова.

Ты встречал когда-нибудь человека, который мог бы сказать о себе подобное? На тебя совершенно не действуют табак, алкоголь и большинство человеческих отрав.

Ты об этом знал?

– Нет. Я бросил курить в детстве, потому что не понравилось.

– А твои способности? Неужели ты серьезно считаешь, что это человеческие способности? Что каждый желающий человек может проникнуть сюда, что каждый может управлять случайностями и творить то же, что и ты? Ты единственный такой на вашей планете и ты единственный такой в вашей вселенной. Ты правша или левша?

– Ни то, ни другое.

– Это тоже редкость среди людей, не правда ли? А твое умение видеть в темноте? А твое умение отгадывать масть карты или сторону монеты? А постоянные бессмысленные совпадения, которыми полна твоя жизнь? Ты думаешь, с другими то же самое? Человечество бы давно сошло с ума или выдумало новую религию, если бы оно жило твоей жизнью. А сила судьбы, которая уже добрую сотню раз спасала тебя из безнадежных ситуаций? Это, что ли, человеческое? Ты об этом знаешь?

– Да. Еще в детстве я называл это «темные силы нас злобно хранят». Но я не придавал этому значения. Это было так естественно. Я вообще не задумывался, а просто полагался на эти «темные силы». Когда положение становилось безвыходным, я расслаблялся и ждал. И тогда спасение приходило само собой, как бог из машины. Что это было?

– Это никто и ничто. Это всего лишь сверхчеловеческое свойство тебя самого.

В детстве ты любил играть на деньги и за год не проиграл ни разу. Как ты это объяснишь? Ведь ты не жульничал, правда?

– Тогда меня это не удивило.

– А твои гастрономические вкусы? Как насчет «хлеб всему голова»?

– Я не ем хлеба, – ответил я.

– Ты знаешь хоть одного другого человека, который не ест хлеба?

Последний ее довод меня убедил. Я не то, чтобы не ем хлеба, я не ощущаю в нем потребности. Хлеб для меня – это гастрономический нонсенс. Мое детство порой превращалось в кошмар оттого, что воспитатели и прочие неуемные доброжелатели пытались объяснить мне пользу хлеба. Чем меня только не пугали и как меня только не заставляли отведать хлебушка. Наконец, я соглашался и клал в рот это безвкусное вещество. С тех пор я к нему привык и даже иногда употребляю – чтобы не слишком отличаться от окружающих. Но, кроме хлеба, я не ем и других растительных продуктов. Для меня не существуют огурцы, помидоры, лук, свекла, капуста, соя и многое другое. Зато я обожаю фасоль, а мясо люблю есть сырым. И никакие усилия воспитателей не могли выбить из меня эти вкусы. Я по натуре хищник и мог бы питаться одним мясом. Плюс витамины, конечно.

– А как твоя память? – спросила она.

– Обыкновенная. Если не считать того, что я катастрофически забываю имена, лица и номера телефонов.

– С какого возраста ты себя помнишь?

– Месяцев с девяти или десяти.

– Люди помнят себя только с трех лет. Тебя это не удивляет?

– Теперь удивляет.

– Разве ты не ощущаешь себя чужим среди людей? Разве ты не предпочитаешь обществу одиночество? Разве другие не видят, что ты отличаешься от них как белая ворона?

– Что-то вроде этого. В детстве я пытался мимикрировать. Это было бесполезно, меня быстро вычисляли. Но не я один такой.

– Не ты один? Тогда скажи, как тебе нравятся земные женщины и не предпочел бы ты лучших?

– Мне нравятся их тела.

– А души?

Я подумал.