Власть меча

Она отреагировала мгновенно, нырнув вперед во весь рост, и Блэйн выстрелил поверх ее спины, когда огромная рептилия почти уже нагнала женщину.

Пуля ударилась о чешуйчатую броню омерзительного черепа. Крокодил выгнул спину, вырвавшись из воды, окатив брызгами Блэйна и накрыв Сантэн пенящейся волной. Он встал на мощном хвосте, его уродливые передние лапы отчаянно размахивали в воздухе, выставив светлый живот, расчерченный симметричными квадратами чешуй, длинная угловатая морда уставилась в небо, и он с ревом рухнул назад, на спину.

Блэйн рывком поставил Сантэн на ноги и, обхватив одной рукой, попятился к пляжу, держа свободной рукой винтовку, как пистолет. Крокодил бился в чудовищных конвульсиях, его примитивный мозг был поврежден пулей. Рептилия каталась и колотилась, бессмысленно кружа в воде, щелкая челюстями так, что желтые зубы гремели, как стальные ворота на сильном ветру.

Блэйн толкнул Сантэн к себе за спину и обеими руками вскинул винтовку. Его пули загремели по чешуйчатой голове, отрывая куски плоти и костей, и хвост рептилии слабо трепетал и хлестал. Крокодил погрузился в темную зеленую воду за отмелью, потом еще раз показался на поверхности – и исчез.

Сантэн дрожала от страха, ее зубы стучали так, что она едва могла говорить.

– Ужасно, о, какое жуткое чудовище! – Она бросилась на грудь Блэйну и прильнула к нему. – О Блэйн, как я испугалась!

Ее лицо было прижато к его груди, так что слова можно было разобрать с трудом.

– Теперь все в порядке. – Он попытался успокоить ее. – Расслабьтесь, дорогая, все кончилось. Его уже нет.

Блэйн прислонил винтовку к камням и обнял Сантэн.

Он гладил ее и утешал, сначала без страсти, как успокаивал бы одну из своих дочерей, когда та просыпалась от ночного кошмара и с криком бежала к нему; затем он остро ощутил шелковистость ее нагой влажной кожи… Его пальцы улавливали все изгибы ее спины, мягкие выступы мышц по обеим сторонам позвоночника, и он не мог удержаться, чтобы не провести кончиками пальцев по ее хребту. Позвонки казались нитью гладких бусин под ее кожей; Блэйн добрался до самого их конца, до того места, где они исчезали между маленькими крепкими ягодицами. Сантэн уже затихла, лишь судорожно вздыхала, но под его рукой изогнулась, как кошка, прижавшись к нему бедрами, и он прижал ладони к ее ягодицам и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, все ее тело устремилось навстречу ему.

– Блэйн…

Она выдохнула его имя и подняла голову.

Он поцеловал ее яростно, с гневом благородного мужчины, который понимает, что больше не может соблюдать данные обеты, и они слились в поцелуе так, что грозили удушить друг друга в лихорадке страсти.

Наконец Сантэн отодвинулась.

– Сейчас, – пробормотала она. – Прямо сейчас…

Он подхватил ее на руки, как ребенка, и побежал по мягкому белому песку к их тростниковой хижине. Там он упал на колени рядом с ложем из папируса и нежно опустил Сантэн на одеяло.

– Я хочу смотреть на тебя, – выпалил он, садясь на корточки.

Но она изогнулась и потянулась к нему.

– Потом… я не могу ждать… пожалуйста, Блэйн… О боже, скорей…

Она буквально отрывала пуговицы на его рубашке, неловкая и отчаянная от спешки.

Блэйн сорвал с себя мокрую рубаху и отшвырнул ее прочь, а Сантэн уже снова целовала его, не давая вздохнуть, и при этом оба расстегивали пряжку его ремня, мешая друг другу, дико хохоча и задыхаясь, стукаясь лбами, ударяясь губами о зубы…

– О боже… скорее, Блэйн…

Он оторвался от нее и запрыгал на одной ноге, стараясь избавиться от мокрых бриджей, прилипавших к коже. Выглядел он неуклюжим и нескладным, и от торопливости в итоге чуть не вывалился из хижины на мягкий белый песок. А Сантэн, задыхаясь, хохотала – он был таким забавным, прекрасным и глупым, и она так желала его, и, если бы он промедлил еще секунду, что-то могло взорваться у нее внутри, и она знала, что могла бы умереть.

– О пожалуйста, Блэйн… скорее иди ко мне…

Наконец он был обнажен, как и она, и он бросился к ней, а она схватила его одной рукой за плечо и опрокинулась назад, увлекая его за собой, раздвигая колени и высоко поднимая их, и другой рукой уже тянулась к нему, нащупывая и направляя…

– О Блэйн, ты такой… о, да, так… я не могу… мне хочется кричать…

– Кричи! – подбодрил он ее, раскачиваясь над ней, погружаясь в нее. – Здесь тебя никто не услышит. Кричи за нас обоих!

И она широко открыла рот и выпустила наружу все свое одиночество, желание и недоверчивую радость, и он в конце присоединился к ее крику, яростно рыча вместе с ней в самый совершенный и опустошающий момент ее существования.

Потом она тихо всхлипывала, прижавшись к его груди, а он недоумевал, сострадал и беспокоился.

– Я был слишком груб… прости меня! Я не хотел причинить тебе боль.

Она качнула головой и проглотила слезы.

– Нет, ты не сделал мне больно, это было самое прекрасное…

– Тогда почему ты плачешь?

– Потому что все хорошее кажется таким мимолетным, и чем оно прекраснее, тем быстрее проходит, зато гадкие и подлые времена кажутся вечными.

– Не надо так думать, моя малышка.