– Он самый. С кем имею честь?
– Это Вандышев.
– И что?
– Я от Анастасии. Вы только не волнуйтесь, сейчас она находится в Первой городской больнице, у нее черепно-мозговая травма.
Внутри словно разорвался огненный шар.
– Что у нее?
– Черепно-мозговая травма. Но критическая ситуация прошла. Состояние стабильное. Она сказала, что хотела бы видеть вас…
Не дослушав, Глушков бросил трубку телефона и заторопился к выходу.
Еще через час он был в нейрохирургическом отделении. Прошел по длинному коридору, волнуясь, остановился перед палатой. И, преодолевая пугающую неизвестность, распахнул дверь.
Неподвижная, с перебинтованной головой, Анастасия напоминала окуклившуюся бабочку. В ней не было ничего от той задорной девушки, которую он знал. Даже глаза, всегда наполненные волнующим светом, как-то померкли и теперь блекло взирали на него, нерешительно застывшего у самой двери.
– Как ты? – выдавил Кирилл. И тотчас укорил себя за вопрос. Прозвучало глупо? Как может чувствовать себя человек с травмой черепа? Но следовало с чего-то начинать разговор.
В ответ губы вымученно раздвинулись, изобразив нечто похожее на улыбку.
– Мне обещали, что все будет хорошо… А ты проходи.
Фомич согласно кивнул и нерешительно прошел. Видно, так бойцы продвигаются по минному полю, предчувствуя возможные неприятности. Но ничего, как-то добрался, скромно устроившись на краешке стула.
– Как же это произошло? – Кирилл не сумел скрыть нарастающей горечи.
И опять понял, что вопрос был задан напрасно. В уголках девичьих глаз блеснуло страдание.
– Не знаю… Я ничего не помню. Меня уже спрашивали об этом… из милиции. Я так рада тебя видеть, у меня ведь, кроме тебя и мамы, никого нет.
Кирилл невольно закусил губу, как бы самому тут не разрыдаться. Не так часто женщины делали ему подобные признания.
– У меня тоже.
– Ты меня не бросишь?
– Что же ты за глупости такие говоришь? – пожурил Кирилл.
– Я ведь сейчас такая некрасивая, ты только посмотри. У меня даже волос нет.
Кирилл Глушков ответил не сразу, следовало перебороть горестный комок, вдруг подступивший к самому горлу, и не выдать себя дрогнувшим голосом. На это требуется время.
– Ты у меня самая красивая… И не надо так больше говорить… А волосы, они отрастут. А потом я заметил, что у меня тоже пошли залысины, – ткнул он себя в висок. – Тебе лысые нравятся?
Девушка улыбнулась:
– Это тебя просто неровно постригли.
Дверь распахнулась, и в палату вошел посуровевший начальник отделения.
– Молодой человек, вам же уже сказали, что больная еще слабая, так что прошу покинуть помещение.
– Извините меня, доктор, – поднялся Кирилл. – Я ухожу.
– Я буду тебя ждать, – будто бы издалека прозвучал голос Анастасии.
– Мы будем вместе, – уверенно пообещал Кирилл. – Ты скоро поправишься.
Глава 13
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ
За свои пятьдесят пять лет более удивительной встречи Томас Тенсон (или заключенный Дахау под номером 143/SR857) припомнить не мог. Ему, конечно, приходилось наблюдать высокое начальство, не однажды наведывавшееся в лагерь, но чаще всего из строя заключенных, где стояли такие же обреченные, как и он сам. Один раз он даже видел начальника VI управления РСХА Вальтера Шелленберга, приезжавшего с инспекцией в лагерь. Среди сопровождавших его офицеров тот выделялся своей вызывающей молодостью и невероятной хмуростью, что весьма соответствовало общему настроению в лагере.
Бригаденфюрера повели по хозяйственным предприятиям Дахау. Вот тогда он его и заметил, в какой-то момент их взгляды даже пересеклись, а потом Шелленберг, увлекаемый начальником лагеря, отправился далее по длинным хозяйственным блокам фабрики.
Но он и в мыслях не мог представить, что может состояться его встреча с одним из самых влиятельных людей Третьего рейха, рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Когда к нему подошел начальник барака Казик Иоганн (неприятнейший тип, осужденный немецким режимом за двойное убийство) и сообщил, что его вызывают к начальнику лагеря, он подумал, что это всего лишь дурная шутка глуповатого эстонского парня, склонного к подобным розыгрышам. Но когда по репродуктору хозблока назвали его лагерный номер и сообщили, что он должен срочно спуститься к пропускной, Томас Тенсон приуныл. Вспомнилось немало подобных случаев, когда в печи крематория отправляли прямо со станка, не дав возможности доделать начатую работу, а потому даже самый тяжкий труд в подобные минуты воспринимался как божье благо.
У самого входа в проходную его ожидало два эсэсовца, – не сказав ни слова, они повели его к коменданту лагеря. Проходя по лагерю, он ловил на себе взгляды заключенных, занимавшихся уборкой территории: одни сопереживающие, другие откровенно облегченные, – в этот раз забрали кого-то другого. Миновали один пропускной пункт, потом другой, с такой же металлической дверью, и оказались в жилой части лагеря.