— Очень хорошо, пусть будет по-вашему. Нам остается только молиться, чтобы Прозорливец не допустил никаких несчастий, которые могут за этим последовать. — Тут его мрачное лицо затряслось, а затем опало, словно стены храма во время десятилетней давности землетрясения, теперь опять горделиво высящиеся за ним. — Бог расширил мое представление о возможном, — пробормотал он.
Джерин усмотрел в этом высказывании далеко не худшую оценку произошедшего.
Вэн, позволивший Дарену удержать себя, так и не набросился на Ламиссио, но это явно его расстроило. Он проворчал:
— А ты расширил мое представление о том, как зря теряется время. Веди нас вниз, хватит тянуть.
— Пусть будет по-вашему, — повторил Ламиссио. — После повеления бога, которому я служу, как может статься иначе? Но придется еще чуть-чуть подождать.
Вэн вновь заворчал, на этот раз весьма и весьма угрожающе. Ламиссио поднял вверх пухлую ладонь.
— Сивилла уже заняла свое место в подземной пещере. Мне придется послать одного из моих товарищей, чтобы тот вывел ее оттуда. Если случится худшее и чудовища снова вырвутся на свободу, неужели вы допустите, чтобы она оказалась в ловушке, не имея возможности выбраться из нее?
Вэн не нашелся, что ответить. Жест, которым он ограничился, мог означать: «Побыстрее заканчивай эту возню». Священник ушел в святилище. Джерин тем временем обратился к стражникам храма:
— Лучше вам встать наготове возле расселины, ведущей под землю. Если оттуда появимся не мы, а чудовища, то вы сможете попытаться их задержать, не пуская наверх. Если они снова заполонят наши края… — Он не стал продолжать. В этом не было необходимости.
Ожидание было мучительно долгим. Сколько времени нужно священнику, чтобы спуститься к Сивилле и прийти с ней обратно? Наконец после длительного томления евнух вывел из храма девушку, с которой Джерин и Дарен уже имели счастье видеться в этом году.
И девушка и Силэтр уставились друг на друга. Джерин видел, что эта встреча потрясла их обеих. И та и другая были чем-то одним. Наконец действующая Сивилла кивнула Силэтр, а затем позволила евнуху повести себя дальше. Ламиссио вышел из храма Байтона и поманил Лиса и его товарищей за собой.
Подходя к храму, Силэтр сказала, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то:
— Я и думать не думала, что вернусь сюда. А еще… О! Я даже и мечтать не могла, что бог снова заговорит через меня. Поразительно.
Ее лицо светилось, будто озаренное изнутри.
Шагая рядом с ней, Джерин тоже разволновался. Ведь Силэтр покинула своего бога ради него. Но теперь, когда Байтон вернул ей расположение, сочтет ли она возможным по-прежнему дарить любовь свою простому смертному? Единственным способом выяснить это было ждать. Что нелегко. Однако торопить события еще хуже.
Джеродж и Тарма вскрикнули от удивления, увидев великолепие внутреннего убранства святилища. Ламиссио ожидал их возле статуи Байтона, являвшей собой почти не отесанный столб черного базальта с торчащим из него фаллосом. Изваяние стояло над расселиной в скальной породе, сквозь которую нуждающиеся в божеской помощи спускались к пещере Сивиллы или, как сейчас, отправлялись навстречу судьбе, которая вполне могла оказаться чернее тьмы, сквозящей из щели.
— Думаю, наши обычные ритуалы сейчас неприемлемы, — сказал евнух. — Мы спускаемся в глубины земли не для того, чтобы встретиться с Сивиллой, и даже не для того, чтобы каким-то другим образом войти в контакт с Прозорливцем. Все, о чем мы можем сейчас молиться, это о нашей собственной безопасности.
— Тебе не обязательно идти с нами, Ламиссио, — сказал Джерин. — Правда, здесь тебе будет спокойней.
Но священник покачал головой.
— Я на своей стезе. Бог велит мне пройти по ней. Я вручаю ему мою судьбу.
Джерин поклонился, отдавая честь его мужеству.
— Тогда пойдем, — сказал он.
Направляясь к расселине в камне, открывавшей доступ к потаенным ходам, пробитым глубоко под землей, он бросил взгляд на древнее изваяние Прозорливца. На мгновение едва процарапанные в базальте глаза словно бы оживились: наверное, бог смотрел на него. Затем, как и ранее, в предыдущие посещения, глаза Байтона потухли, вновь слившись с твердью черного камня.
Или, во всяком случае, так ему показалось. Силэтр же, приблизившись к статуе, пробормотала:
— Спасибо, о прозорливый. — Судя по тону ее голоса, обращалась она явно не к базальту.
Ламиссио взял в руки факел и зажег его от одного из тех, что висели у лаза к пещерам. Затем он начал спускаться по каменным ступеням, ведущим куда-то вниз. Полы длинного балахона священника заколыхались, хлопая его по лодыжкам. Джерин сделал глубокий вдох и последовал за ним.
Как только ход сделал первый поворот, солнечный свет тут же исчез. Теперь единственное освещение исходило от факела, который нес Ламиссио, и от тех факелов, что были вставлены в скобы на стенах. Джеродж и Тарма вскрикивали от радости, глядя, как в дрожащих отблесках желтого пламени трепещут и пляшут их тени.
— Присматривай за ними, — буркнул Вэн Джерину.
— Хорошо, — отозвался Лис, тоже едва слышно.