Владыка башни

За последние семь дней лагерь переносили дважды. Владыка фьефа Дарнел упорно стремился вернуть сына и отправлял на розыски все новые отряды рабов с травильными гончими и варитаями в качестве охраны, исчерпав, по-видимому, свои запасы рабской элиты. Френтис приказал оставлять по пути ложные следы и устраивать ловушки. По ночам во главе наиболее подготовленных бойцов он отправлялся резать глотки и сеять панику среди преследователей. С варитаями справляться было легче, чем с куритаями, но и они оказались не самыми лёгкими противниками, особенно если успевали выстроиться в боевой порядок. Обычно партизаны нападали ранним утром, убивали как можно больше псов и охотников, а затем быстро отступали к заранее подготовленной засаде. В первые разы это сработало: варитаи попадали под дождь стрел или в «волчьи ямы». Но вскоре те, кто командовал загонщиками, поменяли тактику. Они поделили своих людей на три группы по три сотни человек в каждой, тогда как Френтис терял бойцов в ночных атаках. А караванов с рабами, из которых можно было набрать новых рекрутов, ему больше не попадалось.

Преследователи работали в неприятной манере: спускали собак, едва те чуяли след, и в итоге несколько десятков зверюг носились по лесу, убивая всех, кто попадался им на пути. Накануне стая подобралась к самому лагерю, так что пришлось заняться ими вплотную. Гончие Веры опрометью бросились на своих родственников, устроив жуткое месиво из сверкающих клыков и разрывающих плоть когтей. Между тем Френтис с половиной своих бойцов зашёл стае в тыл, а Давока с остальными ударила в лоб. Лоначка питала особую ненависть к травильным собакам, и прошлой ночью она без устали убивала их, прорубая себе проход в клубке дерущихся псов. Френтис подоспел, когда она приканчивала вожака стаи: проткнула ему грудь копьём и с гримасой отвращения на лице провернула наконечник, добираясь до сердца.

– Они порченые, – пояснила Давока, заметив его нахмуренные брови. – Выведены неправильно и пахнут плохо.

Иллиан протянула Френтису миску овсянки:

– Мы и вам оставили немного, брат.

– Спасибо, добрая госпожа. – Он опасливо взял миску, проглотив вопрос, не сама ли она кашеварила сегодня, и принялся быстро хлебать размазню, оглядывая лагерь.

Как и все последние дни, аспект Греалин понуро сидел в одиночестве, будто потерявшись в своих мыслях. Давока с Эрмундом тренировались, сойдясь в рукопашной. Френтис заметил её хитрую улыбку и подумал, не стоит ли предостеречь Эрмунда, но тут же увидел довольную физиономию рыцаря и решил, что это ни к чему. «Когда только время нашли?»

Тридцать Четвёртый, всё ещё носивший это имя, упражнялся в языке Королевства под руководством Дергача. Другое дело, что урок сводился по большей части к основам употребления матерщины.

– Не-не-не, – солидно наставлял жирдяй. – Свинотрах совсем не то же самое, что трахосвин.

Джанрил Норин с пустыми глазами и отсутствующим видом точил меч, монотонно водя по лезвию бруском. В сторонке мастер Ренсиаль обихаживал последних оставшихся у него лошадей: того самого жеребца-ветерана и молодую кобылку. Он носился с идеей спарить их и вывести новую породу коней для будущих орденских конюшен, состоянием которых Ренсиаль был весьма озабочен.

– Порой, навалят соломы на пол, – бурчал под нос мастер, – а стены несколько месяцев не белены.

– Мы тут спросить вас хотели, брат, – произнёс Арендиль, вытаскивая Френтиса из задумчивости. – Ну, о воларцах.

– Что именно?

– Откуда они свалились на нашу голову? Давока говорит, вы там были. Вот Иллиан думает, что они все живут в одном большом-пребольшом городе, а мой дедушка рассказывал, что их империя занимает полмира.

– Империя действительно велика, – кивнул Френтис. – А Волар считается самым большим городом на свете, впрочем, сам я там ни разу не был.

– Но вы же видели их страну? – настаивала Иллиан. – Как получилось, что они превратились в таких чудовищ?

– Я видел там города и великолепные дороги. Видел жестокость и алчность, но всего этого хватает и у нас. Видел людей, чья жизнь может показаться странной на первый взгляд, но приглядишься – всё то же самое.

– Почему тогда они так жестоки к нам?! – Девушка серьёзно смотрела ему в глаза, ожидая честного ответа.

– Жестокость есть во всех нас, – проговорил Френтис. – Но они извратили её в добродетель.

Он вновь перевёл взгляд на лагерь, принудив себя пересчитать оставшееся войско. «Сорок три человека и восемь собак. И армия моя – не армия, да и я – не владыка битв». Френтис поднялся, подхватив с земли меч и лук.

– Мы уходим, – объявил он, повысив голос, чтобы привлечь внимание Давоки.

– Снова лагерь переносим? – с тоской в голосе спросил Арендиль.

– Нет. Мы вообще уходим из леса. Ничего у нас здесь не получается, пора отсюда убираться.

* * *

Джанрил стоял со старым ренфаэльским мечом на плече. При нём не видно было ни рюкзака с едой, ни фляжки – ничего, кроме меча.

– Тебе ведь не обязательно это делать, – мягко сказал ему Френтис. – Я бы очень хотел когда-нибудь снова услышать, как ты поёшь. Эта земля всегда славилась своими певцами.