Спрятались в канаве. С наступлением сумерек женщина отправила Френтиса в поместье на поиски прачечной, где можно было бы разжиться одеждой.
— Возьми мне лучшее, что сможешь отыскать, дражайший муженек, — наказала она ему. — Создай хотя бы видимость заботы. Убей любого, кого встретишь. Если их будет много, убей всех и подожги дом.
Прижимаясь к стене и перебегая из тени в тень, Френтис приблизился к поместью с западной стороны, где окон поменьше. Не было ни охраны, ни собак, которые могли бы залаять на незнакомца, появившегося из темноты. Он направился к задней части дома, где, по идее, должны быть расположены людские. Стояла тишина, лишь из одного окна — судя по аппетитным запахам, кухни — доносилось негромкое пение.
Послышались шаги, и Френтис спрятался за большую корзину. Во двор вышли две женщины. Болтая, они принялись развешивать на веревках белье. За время войны Френтис научился немного понимать по-альпирански, но их выговор был ему незнаком: слова звучали более резко и гортанно, чем у жителей северного побережья. Он разбирал едва ли одно слово из десяти. Несколько раз прозвучало слово «выбор», произносимое с таким благоговением, будто говорили об императоре.
Подождал, пока женщины не ушли обратно в дом. Отсчитал сто ударов сердца, выскочил из своего укрытия, сорвал с веревок развешанную одежду и скрутил в узел. В моде он ничего не понимал, но подумал, что женщине должно понравиться тонкое платье с шелковыми рукавами и длинный темно-синий плащ. Звук шагов заставил его замереть на месте.
В дверном проеме появился мальчик с деревянным волчком на веревочке. Ему было не больше семи, на голове топорщились грязные темные волосы. Ребенок не сводил глаз со своей игрушки. «Убей любого, кого встретишь…»
Френтис застыл на месте. Так неподвижно он не стоял еще ни разу в жизни: ни когда охотился на своего первого оленя под надзором мастера Хутрила, ни когда прятался от бандитов Одноглазого во время испытания глушью.
Волчок, жужжа, продолжал вращаться на ниточке.
«Убей любого, кого встретишь…»
Жар ментальных пут разгорался все сильнее. «Она знает», — догадался он.
Ничего сложного: схватить за шею и — бултых! — в колодец. Несчастный случай, всякое бывает.
Волчок все жужжал и жужжал… Путы Френтиса яростно горели. С мокрого комка в его руках на плиты дворика капала вода. Скоро любопытный ребенок это заметит.
— Нерьес! — позвал из кухонного окна женский голос, а затем последовал целый поток слов, в интонациях которого без труда угадывался строгий материнский выговор. Обиженно засопев, мальчишка еще несколько раз запустил свой волчок и наконец ушел в дом.
Френтис побежал прочь.
— Думаю, сойдет, — сказала женщина, сбросила свой серый наряд и надела принесенное им платье с шелковыми рукавами. Френтис уже натянул светло-голубые штаны и рубаху, которые взял для себя. — Немного широковато в талии. Как считаешь, дорогой, оно меня не полнит? — усмехнулась она.
Рассветное солнце золотило ее лицо. «И ведь на первый взгляд ни за что не скажешь, — подумал он, наблюдая за кошачьей грацией, с которой двигалась его спутница, — что за этой красотой прячется монстр». Френтис забросил на плечо их поклажу, и они отправились в путь.
— Там был ребенок, верно? — спросила она. — Мальчик или девочка?
Он промолчал.
— Ладно, неважно, — продолжила женщина. — Только не обольщайся. Списочек у нас длинный, и я не сомневаюсь, что ты со своими докучливыми моральными принципами каждое имя отметишь как невинную жертву. Но мы уничтожим их всех, одного за другим, и ты будешь делать, что я прикажу, без разницы, младенец перед тобой или старик.
Уже к вечеру они прибыли в новый городок. Женщина отыскала портняжную мастерскую и купила одежду, больше отвечающую ее вкусам, заплатив золотом, запас которого был зашит в походном мешке Френтиса. Она предстала перед ним в простом, но изысканном наряде из белого и черного шелка и спросила что-то по-альпирански — вероятно, поинтересовалась его мнением. Портниха услужливо помогла ей сделать подходящую прическу, заплетя волосы по альпиранской моде и закрепив ярким гребнем, блестевшим теперь в ее густых черных волосах. «И ведь никогда не скажешь… Однажды я убью тебя, — думал Френтис, жалея, что не может произнести это вслух. — Убью за все, что ты сделала, делаешь и собираешься сделать. Я убью тебя».
Все та же любезная портниха порекомендовала постоялый двор неподалеку от рыночной площади, где они сняли две отдельные комнаты: новый спектакль требовал новых декораций. Он надеялся на передышку, но женщина, прежде чем отпустить его, снова воспользовалась его телом, раздев и оседлав его в кровати. К тому времени, как она получила все желаемое удовольствие, ее кожа лоснилась от пота. Наконец все закончилось. Она упала рядом, жарко дыша в щеку Френтиса и ероша волосы на его груди, затем заставила обнять себя. Она делала так каждый раз, словно создавая живую иллюстрацию как бы счастливых любовников. Возможно, даже сама верила в это.