Владлен Бахнов

Если бы товарищ Самоедов являлся самым незначительным министром в какой-нибудь грейпфрутовой республике, Глузман, конечно, о нем бы знал. Но Николай Трофимович Самоедов был всего лишь самым главным человеком в Вечногорске, и Абрам Маркович о нем как-то не слышал. Он не входил в круг его интересов. Однако Глузман был человеком воспитанным, отнесся к референту доброжелательно, и когда тот сообщил, что товарищ Самоедов хотел бы проведать товарища Глузмана в среду вечером, пенсионер, ни о чем не расспрашивая, сообщил референту, что готов принять товарища Самоедова в любой день, кроме среды. Потому что как раз в среду в районной библиотеке должна быть лекция о положении в Южной Африке, и он хотел бы уточнить с лектором некоторые важные детали.

Референт также был человеком воспитанным, вернее — вышколенным, и не стал настаивать. Договорились, что товарищ Самоедов приедет к товарищу Глузману в четверг в 19.00. Затем референт пожелал старичку доброго здоровьичка, и в трубке послышались короткие гудки.

Когда Нина Семеновна узнала, что к ним приедет товарищ Самоедов, она не поверила. Уж она-то, как всякий нормальный человек, хорошо знала, кто такой Николай Трофимович. В очередях то и дело кричали, что пойдут жаловаться к Самоедову. Поверить-то она не поверила, но на всякий случай начала генеральную уборку и приготовление своего главного фирменного блюда — пирога с маком.

Абрам Маркович, когда жена объяснила ему что к чему, тоже смутился: ему стало неловко, что он, как какой-нибудь оголтелый бюрократ, перенес встречу со среды на четверг. Он уже согласен был не пойти на лекцию и встретиться с Самоедовым в среду, но не знал, как позвонить референту…

В конце концов, немного успокоившись. Глузман, старательно пылесося ковер, стал думать, зачем он мог понадобиться такому большому человеку? Конечно, старик понимал, что Самоедов хочет потолковать с ним о международном положении. Зачем же людям еще нужен Глузман? Но что конкретно может интересовать Самоедова? Ближний Восток? Отношения Сомали с Эфиопией? А что, если он собирается обсудить проблемы Общего рынка? Или кризис в Италии?

Хорошенькое дело! Товарищ Самоедов захочет узнать, чем закончится этот кризис и войдут ли коммунисты в правительство, а Глузман будет сидеть и хлопать ушами… И хотите знать, почему? Потому что он понятия не имеет, что себе думают христианские демократы. Это же не партия, а какая-то гоп-компания: то они объединяются с одними, то с другими, то они с профсоюзами, то не с профсоюзами… Но это же не ответ на вопрос. Раз уж Самоедов приезжает к Глузману, ему нужен точный ответ, потому что неточный он мог бы получить у своего референта. И Глузман решил сосредоточиться на правительственном кризисе в Италии. Машинально он продолжал пылесосить ковер, и неизвестно, сколько это бы продолжалось, но тут в комнате появилась Нина Семеновна.

— Ты соображаешь, что делаешь? — закричала она. — Сколько можно мучить пылесосом этот ковер? Или ты хочешь. чтобы он стал лысым, как ты?!

И Абрам Маркович был переброшен на вытряхивание подстилок. В четверг в 19.00 у дома, где жил пенсионер, остановилась «Чешка». Затем неслышно захлопнулись дверцы, и машина отъехала.

Николай Трофимович, высокий и широкоплечий, с едва намечающейся типично номенклатурной полнотой, оказался человеком простым и вежливым.

— Это вам не какой-нибудь босяк! — говорила о нем потом Нина Семеновна. Он извинился за то, что нарушает заслуженный покой пенсионера, не отказался попить чаю с пирогом, попросил еще кусок пирога и особо отметил замечательные кулинарные способности хозяйки. Во время чаепития разговор шел о градостроительстве, о мерах по дальнейшему озеленению… Абрам Маркович все ждал, когда же гость заговорит о международных делах, но Самоедов не торопился. После чая он внимательно осмотрел комнату, сказал, что с удовольствием прогуляется, и спросил, не составит ли ему компанию Абрам Маркович.

— Совсем, понимаете, разучился ходить пешком, — проговорил Самоедов, когда они вышли из дому. — Все, понимаете, заседания, совещания…

— Пешком ходить очень полезно, — вежливо откликнулся Глузман. — Воздух, кислород и вообще…

— А у меня к вам, Абрам Маркович, очень серьезное дело. — сказал, озираясь, Николай Трофимович. Они вышли на пустынную набережную имени Беломорканала и направились вдоль реки Хлюпки. — Серьезное и в то же время деликатное…

— Слушаю вас…

— Но сначала я хочу попросить, чтобы разговор остался между нами. Можете вы мне это пообещать?

— Товарищ Самоедов, — сказал Глузман, поднимая с земли камешек. — Видите, я бросаю этот камень в речку, — пенсионер размахнулся, и камешек, булькнув, ушел в воду. — Так вот скорее этот камень выплывет обратно, чем я нарушу обещание.

— Я вам верю, — торжественно проговорил Николай Трофимович. — То. что я вам расскажу, касается не меня, а моего близкого друга. Он живет в другом городе и занимает там примерно такой же пост, как я в Вечногорске, понимаете? — Самоедов пристально поглядел на Глузмана.

Глузман медленно кивнул.