Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Высоцкий очень любил эти роли и часто на концертах, в ин­тервью рассказывал об этом спектакле, читал стихи военных по­этов. Сохранилась телевизионная запись исполнения стихотворе­ний М.Кульчицкого и С.Гудзенко, которая дает представление о его мастерстве чтеца, о его умении максимально вживаться в стих, сли­ваться с поэзией, передавать ее публике. Он читал их стихи, словно свои кровные, и слова звучат совсем «по-высоцки»...

Вообще, в поэтических спектаклях «Таганки» была особая ма­нера чтения стихов. Любимов требовал отказа от ложной деклама­ции, и это лучше всего удавалось Высоцкому.

Из рецензии на спектакль К.Рудницкого: «Тут, в «Павших и живых», артистическая индивидуальность Высоцкого в первый раз внятно и отчетливо заявила о себе. Губенко читал стихи Семена Гудзенко с великолепной лихостью, я бы сказал — по-гвардейски, Зо­лотухин читал Самойлова радостно, упоенно, раскованно, Смехов читал Слуцкого сурово, мерно и трезво, Хмельницкий читал Пав­ла Когана тревожно и горько. Голос Высоцкого словно бы взмывал над этими голосами в высокое небо трагедии, заранее торжествуя и всех объединяя в нетерпеливом предощущении боя. Конечно, и здесь он еще не оказывался в центре спектакля: многофигурная ком­позиция предполагала создать и создала коллективный образ воен­ного поколения поэтов».

В этом году в театр был принят Александр Калягин. С первой же встречи Высоцкий произвел на Калягина «потрясающее» впе­чатление: «Я пришел на «Таганку», сентябрь месяц, сбор труппы, 1965 год, часть людей я знал. Стоял паренек в каком-то пиджаке, абсолютно стоптанные под 45 градусов каблуки, и я был потрясен, когда мне сказали — Высоцкий...»

АНДРЕЙ СИНЯВСКИЙ

В сентябре в центре Москвы у Никитских ворот был арестован литературовед и литературный критик, член Союза писателей, на­учный сотрудник Института мировой литературы Андрей Синяв­ский. Взгляды Синявского на литературный процесс в СССР рас­ходились с официальными. Однажды он пошутил: «У меня с Со­ветской властью расхождения не политические, а стилистические». С 1956 года через дочь французского дипломата Элен Замойскую он начал пересылать рукописи за границу и печататься под псевдони­мом Абрам Терц (есть такой персонаж в одесской «блатной» песен­ке). Псевдоним придумала жена Синявского — Мария Васильевна Розанова. А сам Синявский по этому поводу говорил: «Нужно было печатать под псевдонимом, чтобы не арестовали. Русская традиция очень грустная, любит красивые псевдонимы — Максим Горький, Андрей Белый, Эдуард Багрицкий... Абрам Терц — это литературная маска моя. Он гораздо моложе меня, никакой бороды. Человек сво­бодный, расхлябанный, вор и бандит. Это — в моей стилистике.

Хотя в этих сочинениях я не писал ничего ужасного и не при­зывал к свержению советской власти. Достаточно уже одного того, что ты как-то по-другому мыслишь и по-другому, по-своему ста­вишь слова, вступая в противоречие с общегосударственным сти­лем, с казенной фразой, которая всем управляет. Для таких авторов, так же как для диссидентов вообще, в Советском Союзе существует специальный юридический термин: «особо опасные государствен­ные преступники». Лично я принадлежал к этой категории».

О том, что Синявский не только критик, но и пишет фантасти­ческие рассказы, Высоцкий знал еще до процесса. Его совершен­но потрясла повесть «Пхенц» — о пришельце из другого мира. Это была даже не фантастика, а что-то высокое, глубоко философское, с дерзким нарушением канонов соцреализма.

Самому Синявскому нравилось быть двуликим — в нем жил и ведущий советский литературовед Андрей Синявский, и потаен­ный, издевающийся осквернитель «святынь» Абрашка Терц. В своей художественной прозе Синявский как бы перевоплощается в Тер­ца, мистификатора, не чурающегося и убийственной иронии, и ма­терного словечка. В 62-м году в журнале «Иностранная литерату­ра» появилась статья об антисоветской сущности сочинений Абра­ма Терца. Автор статьи Б.Рюриков писал: «В прошлом году в Англии и Франции вышел роман «Из советской жизни» под названием «Суд идет». Автор укрылся под псевдонимом Абрама Терца. Даже из со­чувственного изложения ясно, что перед нами неуемная антисовет­ская фальшивка, рассчитанная на не очень взыскательного читате­ля... Ратующие против социалистического реализма эстетствующие рыцари «холодной войны» — к какой достоверности, к какой прав­де тянут они?..»

О том, что этот самый Терц живет не за бугром, а под носом у КГБ, тогда еще не знали. Синявский и Розанова к аресту готовились, понимая, что рано или поздно это случится. Тем не менее арест про­изошел очень неожиданно...