Владимир Высоцкий

Я приступил к привычной процедуре:

Я к микрофону встал, как к образам…

Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре.

И микрофону я не по нутру —

Да, голос мой любому опостылит, —

Уверен, если где-то я совру —

Он ложь мою безжалостно усилит.

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепя́т с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!..

Сегодня я особенно хриплю,

Но изменить тональность не рискую, —

Ведь если я душою покривлю —

Он ни за что не выпрямит кривую.

Он, бестия, потоньше острия —

Слух безотказен, слышит фальшь до йоты, —

Ему плевать, что не в ударе я, —

Но пусть я верно выпеваю ноты!

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепя́т с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!..

На шее гибкой этот микрофон

Своей змеиной головою вертит:

Лишь только замолчу – ужалит он, —

Я должен петь – до одури, до смерти.

Не шевелись, не двигайся, не смей!

Я видел жало – ты змея, я знаю!

И я – как будто заклинатель змей:

Я не пою – я кобру заклинаю!

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепя́т с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!..

Прожорлив он, и с жадностью птенца

Он изо рта выхватывает звуки,

Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, —

Рук не поднять – гитара вяжет руки!

Опять не будет этому конца!

Что есть мой микрофон – кто мне ответит?

Теперь он – как лампада у лица,

Но я не свят, и микрофон не светит.

Мелодии мои попроще гамм,

Но лишь сбиваюсь с искреннего тона —

Мне сразу больно хлещет по щекам

Недвижимая тень от микрофона.

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепя́т с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!..

II. ПЕСНЯ МИКРОФОНА

Я оглох от ударов ладоней,

Я ослеп от улыбок певиц, —

Сколько лет я страдал от симфоний,

Потакал подражателям птиц!

Сквозь меня многократно просеясь,

Чистый звук в ваши души летел.

Стоп! Вот – тот, на кого я надеюсь,

Для кого я все муки стерпел.

Сколько раз в меня шептали про луну,

Кто-то весело орал про тишину,

На пиле один играл – шею спиливал, —

А я усиливал,

усиливал,

усиливал…

На «низах» его голос утробен,

На «верхах» он подобен ножу, —

Он покажет, на что он способен, —

Но и я кое-что покажу!

Он поет задыхаясь, с натугой —

Он устал, как солдат на плацу, —

Я тянусь своей шеей упругой

К золотому от пота лицу.

Сколько раз в меня шептали про луну,

Кто-то весело орал про тишину,

На пиле один играл – шею спиливал, —

А я усиливал,

усиливал,

усиливал…

Только вдруг: «Человече, опомнись, —

Что поешь?! Отдохни – ты устал.

Это – патока, сладкая помесь!

Зал, скажи, чтобы он перестал!..»