Причины падения Ладоги очевидны. Владимир долгое время невольно ослаблял Север, призывая всех «лучших мужей» на юг, к печенежской войне. У Вышеслава оставалось довольно мало сил, чтобы противостоять викингским набегам. Именно поэтому, впрочем, князь и стремился обезопасить себя со стороны Скандинавии. Но, как мы видели, попытки эти оказались не слишком удачны. Ладогу, конечно, быстро отстроили. Она нужна была и викингам, и новгородцам. Но у новгородской и ладожской знати теперь появились все основания быть недовольной Владимиром и Киевом. Тем более, что именно из-за неудачного сватовства Рюриковичей возникла кровная вражда с шведами, пресекшая выплаты «ради мира». Теперь из Швеции приплыл Эйрик. Князь, казалось, открыто пренебрегал интересами тех, кто некогда привел его к власти. Новгород перестал быть оплотом Владимира на севере. Так что грабеж Эйрика имел далеко идущие последствия – такие, на которые он не мог рассчитывать и в самых своих мечтаниях.
Эйрик не ограничился этим разорительным набегом. Основными его целями были если не земли самого Владимира, то его данников. Он часто нападал на Эстланд. Во время одного из набегов были дотла разорены острова Сааремаа и Хийумаа – «Сюслы», как называли их скандинавы. Память обо всех грабительских подвигах будущего ярла Норвегии сохранили придворные скальды.
Между тем Олав Трюггвасон насаждал христианство в Норвегии. Именно насаждал. В отличие от своего приемного отца Олав встретил серьезное сопротивление подданных – и ему пришлось самому прибегать к силе, все более ожесточаясь. Впрочем, долготерпением вчерашний викинг совершенно не отличался. Если где христианство действительно вводилось «огнем и мечом», то именно в Норвегии. Саги пестрят сообщениями о выступлениях противников новой веры и о чинимом лично конунгом жестоком суде над врагами. Все это не прибавляло Олаву любви даже среди христиан. Правление крутого на расправу короля-викинга быстро утомило норвежских бондов, вновь обратившихся мыслями к дому Халейгов. Ситуацией не замедлили воспользоваться соседи – и язычники-шведы, и христиане-датчане. Они решили оказать поддержку врагам Олава, с тем чтобы вновь заполучить влияние на норвежские дела.
В 1000 году в морской битве при Сёльде Олаву пришлось сражаться с объединенным флотом Олава Шведского, Свейна Датского и Эйрика Хаконарсона. Сражение было проиграно. Конунг сражался мужественно, но погиб в бою. Половина Норвегии досталась Эйрику, другая – его брату Свейну. Они, по примеру отца, не стали принимать титула конунга, а продолжали именоваться ярлами. Эйрик признал своим конунгом тестя, Свейна Вилобородого. Свейн стал ленником Олава Шведского. Оба ярла крестились, но к крещению подданных и прекращению языческих обрядов усилий не прилагали.
Наиболее преданные сторонники Олава не хотели верить в его гибель. Сразу после смерти конунга стали ходить слухи о его спасении, позднее отлившиеся в долго сохранявшуюся легенду. По одной версии, разгромленный и спасшийся Олав отправился в паломничество в Рим, по другой – в Иерусалим, по третьей – побывал в обоих городах. Оин из вариантов легенды упоминает при этом, что Олав перед отъездом в Иерусалим одну зиму прожил на Руси, в Ладоге. Владимир, конечно, с радостью встретил бы спасение воспитанника и дал бы ему приют даже и не на одну зиму. Но увы – Олав на самом деле погиб при Сёльде.
Набегом Эйрика и свержением Олава Швеция преподала Руси жестокий урок. Владимиру и Вышеславу пришлось возобновить выплату теперь действительно унизительной дани «ради мира», пусть и в прежнем объеме. Этим покупался если не надежный союзник, то хотя бы проверенный партнер, противовес усиливавшейся Дании. О крови Всеволода пришлось забыть – если не простить ее. Вызревший было замысел утвердиться в Скандинавии, само собой, рушился. Но не навсегда. Позднее Ярослав Мудрый учтет просчеты отцовской политики и обеспечит превращение всей Северной Европы в русскую сферу влияния. Так что Владимир, явно не считавший это направление внешних связей главным для себя, указал дорогу своему будущему преемнику.
Спокойная пора
О последних пятнадцати годах жизни и правления Владимира Святославича известно довольно мало. И в основном из источников иностранных. Не потому, что летописцы намеренно что-то умалчивали. Строго говоря, ничего достойного замалчивания мы и в иностранных источниках не наблюдаем. Просто автор древнейшего сказания, редко датировавший события, описал мирное правление Владимира-христианина в общих чертах, а затем перешел к описанию драматических коллизий его предсмертного года. Начальный летописец отнес всю «Похвалу» Владимиру к 996 году. Чтобы заполнить оставшиеся «пустыми» первые годы XI века, он использовал поминальные записи о кончинах членов княжеской семьи за 1000–1011 годы, сохранявшиеся в Десятинной церкви. Других источников он не нашел. Автор «Повести временных лет» добавил еще предание о «белгородском киселе» под 997 годом.