Владимир Мономах

— Ветер западный. Норд-вест. И низовой, — объяснял Мирослав матросам. — По опыту знаю, что копит силы и выдохнет на берег. Не пропустить момента и взять его в паруса. А пока — терпеть и ждать. Сами разберетесь или скомандовать?

— Одним словом, — сказал старший из моряков. — И громко!

— Понял. Ждем.

На берегу уже пришли в себя. Сидели на обрыве, глядя на корабль. Повар каким-то чудом сохранил трут сухим, собрал вокруг сухих веток, мха, бересты, ударил кресалом, и трут затлел. Повар сунул его под высохший мох, осторожно раздул. Ярко вспыхнул костерок.

— Девочки, греться!

— Беги, моя девочка, — сказал Мономах. — Или на руках тебя донести?

— На руках! — сказала Гита, продолжая целовать суженого.

Так, целуясь, они и прибыли к костру.

— Товсь! — крикнул Мирослав на шхуне.

Матросы выбросили паруса, которые держали до этого, скомкав и прижав к груди. Шхуна дрогнула и медленно, нехотя, со скрипом пошла. Ветер окреп, шхуна пошла быстрее, разрезая килем песок, а не зарываясь в него: Мирослав и матросы точно выставили паруса. Вот нос шхуны мягко спустился на воду, судно вздрогнуло и пошло… по чистой воде.

— Ура! — закричали на берегу.

— Все на борт! — крикнул Мирослав. — Высылаю шлюпку!

Когда с берега переправились на шхуну, Мирослав сказал, что необходимо обсудить положение, и предложил Мономаху возглавить совет, на что Мономах тут же согласился. Первое слово он предоставил для сообщения капитану.

— Ваше величество, князь Мономах, господа! — волнуясь, начал Мирослав. — Адмирал добивает пиратов в озере Нево, а мы попали в сложное положение, уйдя от пиратов в Онежское озеро. Наша основная задача — выйти на Великий путь из варяг в греки, но путь через Балтийское море пока закрыт пиратами. Значит, нам остается пробираться к какой-либо реке, которая может на этот путь вывести. Но у меня нет ни карт, ни схем, ни каких-либо чертежей. Мы идем вслепую. Вот я и прошу вас высказать свое мнение.

— Что ж, соображайте, — сказал Мономах, оглядывая присутствующих. — Все вместе и каждый в отдельности.

Все молчали.

— До начала соображений вопрос, — после паузы продолжил Мономах. — Может, кто-то знает: существует ли вообще какая-либо река, которая впадает в систему Великого пути? В Волхов, к примеру?

Все зашушукались, заспорили даже. Один Добрыня был настолько погружен в свои мысли, что, казалось, и не слышал вопроса. Он потерял Ратибора, своего друга и побратима, и сейчас думал только о нем.

Одна из девушек несмело подняла руку.

— Хочешь что-то сказать? — спросил Мономах.

Девушка встала, поклонилась Гите:

— Разрешите, ваше величество?

— Говори все, что хотела сказать.

— Я еще не служила тогда у ее величества Английской королевы, когда меня пригласили на голландский бриг в качестве кухарки. Там я узнала, что корабль идет через Балтийское море и озеро Нево в Онежское озеро, где ставит невода на крупную красную рыбу. На семгу, лосося, нельму. Мне пришлось ее разделывать, солить и коптить. Когда трюм был наполнен, капитан не пошел назад, в Балтику, а реками вышел из Онежского озера на Путь из варяг в греки. Мы спустились по большой реке мимо какого-то города, Смоленска, Киева — к порогам, где нас ждали греческие купцы, которым мы и продали копченую рыбу.

— Подожди, — сказал Мономах. — Как называется река, по которой вы спустились на Великий путь?

— Не знаю. Но я твердо знаю, что такая река есть.

— Спасибо тебе, красавица, — Мономах повеселел. — Что скажешь, Мирослав?

— Скажу, что надо искать. Это наш единственный выход.

4

Византийская принцесса и великая княгиня Киевской Руси Анна последнее время испытывала невероятное беспокойство. Она всегда беспокоилась, когда ее первенец Владимир исчезал из дома. Беспокоилась и когда он уехал спасать Английскую королеву. Но то было естественное для любой матери беспокойство. А дней десять назад в нее вдруг вселилась тревога. Настолько ощутимая, что Анна с трудом засыпала и вскоре просыпалась, и тогда уже до утра не могла заснуть. Ее сын был в опасности, в этом она больше не сомневалась. Ему угрожала гибель, и великая княгиня ощущала это как гибель собственную.

И она решительно направилась к мужу.

— С Владимиром что-то случилось. Я чувствую это.

— Что случилось? — Великий князь Киевский Всеволод находился в чувствах расстроенных, поскольку у него срывалась выгодная политическая сделка. — Ничего не случилось. Знали бы. А никаких слухов нет, стало быть, и беспокоиться пока нечего.

— Ему сейчас очень плохо, очень трудно, — упрямо твердила мать. — Об этом говорит мое сердце, а материнское сердце — вещун.

— Успокойся. Прежде всего успокойся.

— Я не могу…

— Ну, нет, нет никаких оснований, дорогая моя. Нет, и слава Богу.

Всеволод увидел текущие по лицу жены слезы, обнял ее, прижал к себе.

— Гони черные думы, Анна. Всегда гони черные думы от светлой души своей.

— Сил нет, супруг мой, — великая княгиня тяжело вздохнула. — Ночей не сплю.

— Потому и сил нет.

Всеволод поцеловал Анну в мокрые глаза, подумал, нахмурился, вздохнул:

— Гонца в Смоленск к ведуну пошлю. Владимир где-то неподалеку.

— Пошли Свирида.

— Свирид мне здесь нужен.

— Они побратимы.