Некоторое время они ели молча. Наконец Дар не выдержал:
— Микеша, откуда ты про меня знаешь? Расскажи мне… обо мне.
Старичок прожевал лепешку, тяжело вздохнул и озадаченно поскреб в бороде.
— Да знаю-то я не шибко много. Тут вот ведь странность какая. Иные наверху родятся, чтоб потом вниз сойти. Ты же под землею рожден, чтоб затем наверх подняться. И Переплут тебя щадит, и Перун лелеет, видать, нужен ты и тому и другому. А я что ж? Я человек маленький, только и умею, что Переплуту служить да со смертушкой дружить…
— Ты сказал, что мой камень никто, кроме меня, в руках не удержит. Почему так?
— То Перунов камушек. Силы необыкновенной. Коли носишь ты его, значит, греха на тебе нет. Он главный твой оберег. Вон ты сколько лет по горам, по лесам да по пустыням скитался, а все жив! Ни звери, ни люди лихие не смогли тебя погубить.
— Я ничего этого не помню.
— Конек твой помнит зато.
— А куда мы едем?
— Я полагаю, камушек хозяину вернуть. Путь неблизкий, в землю айгурскую, под Воронью гору, и дороги туда прямой нет, петлять придется. Опять же встречи с недругами не миновать. Те, может статься, похитрей паучины окажутся. Не заробеешь?
— Я не боюсь, — сказал Дар задумчиво. — Но ты обещал, что мы завтра отправимся. А перед тем обмолвился, что какие-то чародеи лес заперли на целый год…
— Чародеи-то? Точно, заперли, когда ты и паутину еще не расплел. — Микеша тихонечко засмеялся. — Они и не знают про тебя ничего. Белун совсем одряхлел. А Временной колодец — вон он стоит, тебя дожидается. — Микеша кивнул на круглую каменную плиту. — Завтра нырнешь, а где вынырнешь, того и я не ведаю.
— Микеша… — начал Дар, и его голос дрогнул. — А про маму мою ты ведаешь?
Тот испуганно посмотрел на мальчика и промолвил с неохотой:
— Не хочу бога подземного гневить. Коль уснула она навеки, к чему смертный покой нарушать?..
— Она жива! — воскликнул Дар. — Я чувствую это!
Старичок покачал головой:
— Неведенье порой лучше знания-то. Не навредил бы сам себе.
— Мне очень нужно знать, — твердо произнес Дар.
Микеша вздохнул, поднялся, достал с полки пузырек с синей жидкостью и направился К ручью. Мальчик пошел за ним.
— На плиту, гляди, не наступи! — строго предупредил Микеша. Он откупорил пузырек и вылил его содержимое в ручей. Течение ручья остановилось, вода помутнела и затянулась синей маслянистой пленкой. Микеша снял с пояса нож, взял мальчика за левую руку и слегка ткнул острием в кончик мизинца. В ручей упала капелька крови. — Ну, смотри теперь.
Неподвижная вода потемнела, на ее сумрачной поверхности проявилась скамья, на которой, подперев рукой голову, сидела, глубоко задумавшись, женщина в черном одеянии. Яркий луч озарял ее длинные золотистые волосы и угасал далеко во тьме, высвечивая каменные стены подземелья. Прикрытое ладонью лицо женщины виделось неотчетливо. Она не изменила позы и никак не отреагировала на появление маленького желтоглазого уродца в меховом плаще с капюшоном, который внезапно вышел из мрака и поклонился ей до земли. Изображение подернулось мутью, исчезло и вновь вспыхнуло, но уже гораздо ярче. На этот раз Дар увидел предвечернюю степь и всадника на прекрасном белом коне. Всадник тоже показался ему прекрасным. Лицо его было мужественным, густая короткая борода слегка курчавилась, вьющиеся светлые волосы были стянуты на лбу узорчатым ремешком. На его плече сидел, подремывая, филин. Еще один человечек устроился на конском крупе за спиной всадника, но разглядеть его не удалось. Застывший поток вновь пришел в движение, ручей зажурчал, и чистая вода размыла и унесла голубую муть под скалистую стену.
Дар в растерянности посмотрел на старичка:
— То была моя мама?
— Она жива, — откликнулся Микеша.
— Я не рассмотрел ее лица. А всадник, кто он?
— В тебе течет его кровь, и она отозвалась.
— Значит, и отец есть у меня? — В голосе мальчика звучали волнение и радость.
— Боюсь, он сам об этом не знает, — вздохнул Микеша. — Но вы торопитесь в одну сторону, может, и встретитесь. Однако, хоть звездочек над головою здесь у меня нету, время позднее, ты уж поверь мне. Ложись-ка почивать, завтра рано разбужу.
Дару, взволнованному и обнадеженному, казалось, что он не сможет заснуть в эту ночь. Но усталость после первого дня пути брала свое. Пятнышко уже давно дремал, опустив голову. Микеша пошептал над очагом, и огонь запылал ярче, распространяя вокруг себя волны тепла. Дар устроился на жестком стесанном бревне, глаза его закрылись, и он задышал ровно и спокойно.
3. Степной пожар
— Перед прахом твоим, Дометий, клянусь, что не пожалею жизни своей ради единства и процветания Братских Княжеств. Да останется славное имя твое в памяти людей на долгие годы! — Голос Владигора отчетливо звучал в звенящей утренней тишине. Произнеся последнее слово, князь Синегорья повернулся к Бажене и, приложив ладонь к сердцу, склонил голову.
— Клянусь! — повторил вслед за ним князь Калин.
— Клянусь! — отозвался князь Изот.
— Клянусь, что подлый враг не избегнет мщения! — громыхнул бас вождя берендов Грыма Отважного.