Владигор и Звезда Перуна

Рум считал, что ему необходимо как можно чаще бывать подле нее, прикидываться простоватым дурачком, позволять насмехаться над собой, преодолевая гордыню, а самому прислушиваться, запоминать, вынюхивать. Но он обещал ей убить колдунью с Чурань-реки и не смог выполнить обещания. Как он теперь предстанет пред царицей, что скажет в свое оправдание? Этот вопрос Рум постоянно задавал себе, и он мучил его больше, чем сознание того, что его предали, замуровали, обрекли на медленную смерть. Пожалуй, разрушь кто-нибудь сейчас стену, замуровавшую выход из пещеры, Рум не бросился бы опрометью наружу, а все продолжал бы терзаться сомнениями.

Огонек светильника задрожал, грозя погаснуть. Дуновение ледяного холода лизнуло Рума по лицу. Он приподнялся на локте, озираясь и боясь поднять взгляд к потолку, откуда свисала паутина, почти растворившаяся в темноте. Злорадный рыкающий хохот сотряс пещеру, и Рум понял, что Триглав, о существовании которого он уже начал забывать, теперь явил себя в своем самом отвратительном зверином облике.

— Ты даже не хочешь поднять на меня глаза? — насмешливо спросила зубастая морда. — Согласись, ты не в том положении, чтобы показывать свою гордость. Да и осталась ли она еще у тебя? — Триглав снова расхохотался.

Пересиливая страх, Рум поднял голову.

— Ты прав, мой могущественный покровитель, — произнес он как можно более подобострастней. — Мне сейчас не до гордыни. Меня предали и обрекли на медленное умирание.

— Почему же ты не ползаешь передо мной, не лебезишь, не молишь о спасении? — Триглав не скрывал издевки.

Рум изобразил горестное удивление:

— О спасении? Ты помог мне обрести верховную власть над моими подданными. Ты подарил мне чудесный плащ, позволив мне летать. Ты смилостивился надо мной, когда мне не удалось исполнить твою волю и убить синегорского князя. На что я могу рассчитывать, я, неблагодарный и вечный должник, моля тебя о спасении!..

— Лесть! — взревел Триглав, почесывая себе грудь желтыми когтями. — Лживая лесть! Она-то мне и приятна. Говори еще!

— Ты настолько могуществен, что можешь проникать сквозь горную толщу, можешь читать мои мысли и угадывать мои помыслы даже прежде, чем они рождаются у меня в голове! Но моя плоть так слаба… Я не в силах пробить эту стену или просочиться сквозь нее, как медленная влага. Мне нечем расплатиться с тобой, кроме собственного трупа, но он стоит сейчас так немного…

— Ха-ха-ха! — зашелся Триглав в хриплом хохоте. — Ты можешь, оказывается, быть красноречивым. Зачем было лезть в вожди? Стал бы асканом и развлекал народ сладкими песенками. Не могу понять, почему ты так невзлюбил бродячих певцов, этих нищих пророков? — Он вдруг оборвал смех. — Я выпущу тебя отсюда. Но не сейчас.

— Когда же? — прошептал Рум, едва сдерживая ликование.

— Скоро. Когда царица Морошь пожалует в гости к твоим желтоглазым друзьям-коротышкам.

— Она пожалует сюда в гости?! — Рум был одновременно изумлен, обрадован и испуган. — Но зачем? Что ей здесь нужно?

— Ты это выяснишь. И любой ценой, даже ценой жизни, помешаешь ей осуществить то, что она задумала.

— Помешать ей? А что она задумала?

Зубастая пасть яростно ощерилась, и Рум сжался от животного страха.

— Не задавай вопросов, а делай, что я приказываю! Не то я рассержусь по-настоящему!

— Но… — пролепетал Рум. — Но она накажет меня. Я не смог убить колдунью…

— Эта женщина мертва, — перебил его Триглав. — Сумасшедший синегорский мужик занес над ней меч, как я и велел ему. Можешь, если тебе угодно, приписать себе эту заслугу.

— О, хвала тебе, мой повелитель! — воскликнул Рум. — Я сделаю все, что ты прикажешь.

— Так-то лучше. Тебе придется спуститься под землю.

— К грунам?! Но что мне там делать?

— Следить за Морошью. Возможно, убить ее. Еще не знаю.

— Мой повелитель! — взмолился Рум. — Мой разум не в силах постичь цели твоих мудрых замыслов. Я всего лишь человек, я могу погибнуть под землей прежде, чем исполню твою волю. Для тебя же не составит труда проникнуть в самые глубины Вороньей горы…

— Не увиливай, все равно вниз полезешь ты, а не я!

— Но почему?..

— Да потому что я не могу! — Голос зверя загремел так, что у Рума заложило уши. — Твоя Воронья гора мне противна, она таит что-то враждебное для меня. Даже здесь, наверху, я чувствую силу, которая гонит меня отсюда. Этой силой хочет обладать Морошь, и ты ей помешаешь, убьешь ее или взорвешь бочку с черным порошком, чтобы сровнять с землей эту проклятую гору!

2. Кровь зверя

Селочь горела. Из-за на редкость сухой в этот год весны избы, амбары, сенники, бани, кузни вспыхивали от первой же огненной стрелы. Тушить было некому. Сотня синегорских воинов и три десятка берендов бились до последнего, обороняя город.

Первая атака передового отряда айгуров захлебнулась под градом стрел. Салым был удивлен яростным сопротивлением защитников, которых не удалось застать врасплох, и в то же время обрадован: раз так отчаянно бьются, значит, есть что защищать.