Владеющий (СИ)

— Мы приходим сюда, чтобы испытать эту жизнь. Все те грани, которые нас манят. Нам надо научиться тому, что интересно душе. В следующий раз испытаешь другие грани. Если чувствуешь себя выше земного существования, значит, ты начинаешь сдаваться. Тот, кто продвинулся в понимании жизни, находит счастье в любом месте. И ещё, если бы ты не хотел сюда приходить, ты бы здесь не оказался, поверь мне.

— Догадываюсь. Верю.

— Души стоят в очереди на «том свете», чтобы обзавестись телом на этом. Каждая душа мечтает с толком провести здесь время, показать на что способна, запомниться многим навечно.

— И некоторым это удаётся!

— Напрасно иронизируешь, — Любомир пристально посмотрел на Влада смеющимися глазами. Не забывай, для Бога-Отца нет понятий «хорошо», «плохо». Всё, что творит здесь каждый «сын» Его, всё уместно. Если бы Богу нужен был порядок и контроль, Он никогда бы не дал людям свободу выбора. На такой подарок способен лишь настоящий, любящий Бог.

— По-твоему, получается — твори что хочешь?

— Твори, но не вытворяй! Соизмеряй. Свобода в выражении себя, она же всем дана. Но даже если твои планы не совпадут с планами других людей, всё равно ты — бессмертен. Да, жаль терять оболочку, особенно симпатичную, но ты же вечен. Именно поэтому Бог спокойно созерцает смерти людей. Смерть — это иллюзия, правда, могущая отравить жизнь страхом любому.

— Да, все мы под этим страхом ходим.

— Это нормально. Мы так тысячелетиями привыкали выживать. Теперь пришло такое время, когда люди должны вспомнить, что они пришли когда-то на этот план богами. И полюбить себя, и всё себе простить. Всё, что было сделано, ради опыта, ради обретения мудрости.

— Часто мы осуждаем других за то, что самим в себе не нравится.

— Вот когда увидишь себя в них, и простишь, и полюбишь, вот тогда ты станешь Мастером.

Глава 32

Ладья на вёслах вошла в устье довольно широкой реки. Влад, со своими парнями с интересом рассматривал незнакомые берега.

— Это Траве. В устье она широка. Вёрст пятьдесят на юг, и мы будем в Любеке, — прояснил ситуацию Алексий. — Сто лет назад тут жили славянские племена. Как-то раз язычники напали на живших на острове в деревянной крепости Любице христиан, и разорили её. Остатки населения поселились на острове, расположенном в пяти верстах выше по течению, под защитой небольшого замка, и стали называть своё поселение Любеком. С тех пор город стал расти как на дрожжах, а позднее купил себе право быть вольным. Так что, коренные жители здесь — со смешанной славяно-датской кровью.

— Чем они торгуют в основном? — спросил десятник.

— Основной товар — соль! Сельдь, вино, шерстяные ткани, железо, медь тоже в большом почёте. Здесь можно плавать спокойно, никаких пиратов, — успокоил Алексий дружинников, которые напряжённо всматривались в проходящие на встречных курсах корабли.

Наконец, вдали показались шпили немецких соборов и островерхие крыши купеческих трёх-четырёхэтажных домов, вырастающих из-за каменных крепостных стен Любека.

— А это церковь Святой Марии, самая высокая из всех мне известных на берегах Варяжского моря, — Алексий показал пальцем на масштабное строение из красного кирпича, западный фасад которого украшали две высоченные башни. Лось с открытым ртом рассматривал металлических петухов, венчавших шпили.

— Да она в высоту локтей двести с лишним будет, — удивлённо проговорил он.

— А вы на городскую ратушу полюбуйтесь, — Алексий кивнул на огромное здание со множеством окон, арок и башенок.

— Мдаа, купцы тут не бедствуют, — констатировал Влад.

— На их пожертвования и вон тот госпиталь Святого Духа достраивают.

Ладья причалила к пристани. Лось первым спрыгнул на долгожданный берег. В этом плавании его мутило поменьше, но твёрдую землю почувствовать под ногами он мечтал более всего. За ним последовали и остальные. Алексий, как купеческий посол, в сопровождении дружинников миновал башенные ворота со стражей и направился на русский двор.

— Смотрите ребята, запоминайте, домой вернётесь, будете своим девахам про иноземные города рассказывать.

Змей мотнул головой, — До девиц нам не скоро удастся добраться.

— А ты смотри, сколько народу на площади собралось, и женщин чуть ли не половина.

— Эти не про нашу честь. Интересно, что за вече тут созвали?

— Скорее всего, публичную казнь проводят, — Алексий привстал на цыпочки, — да, так и есть. Вон, над головами горожан видите, колесо возвышается? Колесованием кого-то казнят.

— Это как? — спросил посла Лось.

— Кладут преступника на деревянный крест, типа Андреевского, привязывают руки, ноги верёвками. Под каждой голенью, бедром или предплечьем в брёвнах вырублены понижения. Палач берёт тяжёлый лом и с размаха ломает каждую кость, аккурат над выемкой в бревне. Иногда и хребет ломают. Потом кладут на колесо, на всеобщее обозрение, оставляют умирать в мучениях. Вороньё любит таких беспомощных бедолаг. Иногда, если просыпается гуманизм, казнённых обезглавливают.

Вдруг раздался глухой стук и истошный крик. Толпа отреагировала непроизвольным общим возгласом.