– Точно, фанатики! – подхватил водитель. – Никого не жалеют, раз нечисть – то все, уничтожить. Почему их до сих пор все светлыми называют?! Ведь некроманты же они все!!
– Привыкли…
– Я вот никогда не привыкну к тому, что жил в Москве, а потом в январе – ХРЯСЬ! И вся жизнь рухнула. Пришлось все бросить, вспоминать, что упырь! Еще говорят, теперь Канва не запрещает нам распадаться… Если светляков увижу – так сразу, как мои прадеды и прабабки, в нетопырей…
– Вы на дорогу смотрите, – занервничала Влада, уже опасаясь, что не доедет до Пестроглазово.
– Ну ничего-о… – не унимался водитель. – Ждать осталось недолго, потом полегче будет…
– Это домовые предсказывают?
– Домовые… – водитель многозначительно присвистнул, закатив глаза вверх. – Тут и без домовых у самих глаза есть. Старый Темнейший последний год на троне, а кому он его отдаст, мы все отлично видим. Этот парень, когда власть получит, наведет новые порядки!
Отвязный он, чумовой, страха не знает. И смазливый, видала?!
– Издалека, – уклонилась от ответа Влада.
– Издалека! – рассмеялся шофер. – Повезло еще, что так. Моя племяшка Катька им бредит. Она первокурсница в Носфероне, так раздобыла где-то карандаш этого пацана, который он бросил в Носфероне. Лекции им записывал, – обкусанный карандаш-то! А она его под подушкой держит, чуть ли не молится. Рыдает, мол, разве у нее, упырицы, есть шансы? А по мне так лучшего правителя нам, темным, и не найти, такой церемониться со светляками не станет. Потом, глядишь, вообще отменит домовое право, и будет наше время на земле…
– Время нечисти на земле? – переспросила Влада, глядя, как остается позади Купчино.
– Вот-вот, наше время и наши порядки, а домовое право – долой! – не успокаивался водитель. – Я первый лучший дом в Питере займу, людей всех выгоню! Хватит – теперь они у нас разрешения войти просить будут! – упырь со злостью сплюнул в открытое окно, и разговор заглох.
Автобус, преодолев несколько километров темной ухабистой дороги, въехал на главную площадь Пестроглазово и остановился, с фырканьем открыв двери. Остановка на площади была забита народом: внутрь тут же полезли, и Владе пришлось продираться сквозь чужие спины, сумки и даже старый торшер, который волокла за собой перепуганная насмерть кикимора.
– Пропустите, я такси уже сутки не могу вызвать! – кричала она. – Не приезжают к нам, говорят – нежилой поселок, на карте его нет, не поедем!
– Ну, куда с мебелью-то в салон лезете, дама! Дайте выйти сначала другим! – заорал водитель, оборачиваясь в салон. – У нас рейс только для пассажиров, а не грузовой! Да что ж это делается…
Выбравшись наружу, Влада наблюдала, как взволнованная толпа утрамбовывается в автобус, как он с трудом закрывает двери, и отъезжает с площади, оставляя ее в одиночестве.
Вокруг была площадь, огромная и пустая, залитая лужами, пестрая от опавших листьев. В сумерках они почему-то казались нереально яркими пятнами, будто кто-то баловался с желтой краской на серой бумаге.
Тревога, страх жителей Пестроглазово все еще пульсировал в мокром дождевом воздухе, и оглядевшись по сторонам, Влада поняла – уехали все или почти все. Отдаленные новостройки стояли темными без зажженных окон, ларьки на краю площади были закрыты ставнями.
– Надо было спросить у кого-нибудь, где живут Бертиловы, – вслух обругала себя Влада. – Ну что ж ты, ведь тут столько народу было, а теперь попробуй найди!
Оставалось идти так, как она помнила – до дома Мурановых. Она даже помнила адрес: Пестроглазово, Темная аллея, дом три. Туда нужно было добираться по узкой дорожке, которая петляла по сосновому лесу, и Влада нашла ее почти сразу.
Тогда, два года назад, лес казался нереально прекрасным, сосны дышали хвоей, и между ними прыгало солнце. Теперь же, в дождевых сумерках, все казалось одинаково серым и поникшим: поблекли даже когда-то яркие крыши коттеджей, стоящих по сторонам от тропинки. Влада всматривалась во дворы и окна, но все выглядело пустым и каким-то перепуганным, притихшим.
Где-то на этой тропинке она встретила однажды, два года назад, Эмму Бертилову, мать Егора. И судя по тому, что одета та была по-домашнему, в халат и тапки, отошла от своего дома она совсем недалеко. Жили Бертиловы скромно, и вряд ли их дом мог выглядеть, как богатый коттедж, вроде тех, что которые виднелись за заборами.
Пройдя до самого края тропинки, где обрывался лес, и начинались заросли кустарника, Влада начала паниковать: ничего похожего на дом Бертиловых так и не нашлось.
Пришлось повернуть обратно и снова идти по тропинке, пристально вглядываясь в каждый дом. На какой-то момент Владу захлестнул страх, что она не найдет жилище троллей, что после гибели Егора его мать уехала, а дом попросту снесли, разобрали и теперь это место заросло травой.