МЫ — Любовь
Ложь 46. Стас
Мотор ревёт. Ветер хлещет по лицу, и приходится щуриться, чтобы разглядеть дорогу. Мотоциклетный шлем я разъебал вдребезги, как только оказался на стоянке. Порезал руку, но боли не чувствую. Пальцы в крови, одежда местами тоже.
Голова кругом. Всё как в тумане. Противные мысли о недавнем вечере съедают мозги подобно опарышам, копошатся в черепной коробке, раздражают. Чтобы избавиться от них, ускоряюсь, но адреналин не помогает.
Мне не хватает воздуха, словно чья-то рука сдавливает горло. Перекрывает кислород, пытается уничтожить, раздавить, сломать. И я знаю, кому принадлежат пальцы. Элли. Элеоноре Макеевой. Той, кто клялась мне в любви, а сама скакала на члене брата. Той, ради которой я готов был продать душу Дьяволу. Той, кто воткнула мне нож в сердце по самую рукоятку.
Но чуток промахнулась. Я жив. И дикая боль медленно убивает.
Где я проглядел? В какой момент упустил реальность? Когда она начала обманывать меня?
Не помню, как добираюсь до дома. Торможу прямо перед подъездом, кое-как слезаю с байка. Как только чувствую под ногами асфальт, злость новой волной разрывает тело.
— Сука!
Со всей силы пинаю мотоцикл — тот с грохотом заваливается на бок, издавая противный скрежет. Даже не забрав ключи от железного коня, направляюсь в здание. Лифт. Нужный этаж — кнопка не слушается, приходится раздражённо нажать несколько раз — дверь. Ключи два раза выскальзывают из трясущихся пальцев, а потом заедают в замке.
Справившись с преградой, оказываюсь в студии. Закрываю дверь на замок, зло отбрасываю связку в сторону.
Замираю.
Пустота.
В висках пульсирует тишина, душно, я задыхаюсь.
Не понимаю, где я и что делаю.
Меня тошнит.
Я стою посреди квартиры словно статуя, а потом иду. Открываю холодильник, пустым взглядом осматриваю его, закрываю. Поворачиваюсь к бару — иду к нему будто под гипнозом. Достаю бутылку с водкой, стакан. Делаю всё машинально — внутри пустота и какая-то противная зарождающаяся хрень. Паника? Злость? Боль? Что это, мать его, такое?
Наливаю немного водки, залпом выпиваю. Морщусь. Наливаю следующий.
«Я беременна».
Ярость вспыхивает неожиданно: не успеваю сообразить, как бутылка летит в стену и разбивается. Следом отправляется стакан. Стул оказывается в моих руках, а потом летит в бар. Стекло, бутылки, зеркала — всё это с дребезгом разлетается на части.
Это не успокаивает: за ножки хватаю другой стул, подхожу к плазме, замахиваюсь. Телевизор стонет, трескается, а после третьего удара падает на пол. Не останавливаюсь: ломаю стеклянный столик, пинаю кресло, переворачиваю диван. Стул трещит после удара о пол, ломается, и я бросаю его в сторону.
Сраный телевизор, которым мы с ней смотрели.
Чёртово кресло, в котором она любила сидеть, обнимая колени.
Диван, ещё помнящий наши объятия и поцелуи.
«Девушка Тёмы».
«Моя девушка».
«Девушка».
«Я беременна».
Опрокидываю шкаф, и книги водопадом разлетается по полу. Одна из них открывается, и в сторону отлетает фотография. Улыбающееся лицо Элли пронзает душу острыми клинками, будто палач за моей спиной вонзает в спину острые ножи, как только подвернётся момент. Я и забыл, что использовал снимок Макеевой в качестве закладки.
Злость неожиданно исчезает, возвращается удушающая боль. Такая сильная, что хочется разодрать ногтями глотку, лишь бы вытащить этот кусок дерьма из души.
Нагибаюсь, поднимаю. Несколько секунд смотрю на девушку, а потом медленно сминаю фото. Пальцы расслабляются, и комок падает под ноги.
Я возвращаюсь к уничтоженной барной стойке. Среди мусора, разлитого алкоголя и осколков нахожу уцелевшую бутылку виски и стакан. Иду к столу, сажусь на диванчик.
Достаю из кармана помятую пачку сигарет, прикуриваю прямо в квартире.
Виски в стакан. Глоток. Затяжка.
Почему так больно, когда тебе разбивают сердце? Оно ведь целое, нетронутое. Просто кусок мяса, гоняющий кровь по венам. Его в принципе невозможно разбить. А такое чувство, будто его вырывали из груди, раздавили, потушили о него окурки, а потом запихнули обратно.
Да здравствует любовь. Самое светлое чувство во вселенной.
Ложь 46.1 Ира
Этот день не предвещал беды.
Я закончила смену в магазине, на удивление легко стерпела развратные шуточки Жени, который всё ещё заменял Гришу, вернулась домой, сделала уроки, приготовила ужин, уложила бабулю спать и даже не стала злиться на отца, который внезапно появился у меня на пороге.
Вечером я посмотрела фильм, а потом легла спать.
Я помню, что мне ничего не снилось: я закрыла глаза, а затем резко проснулась из-за настойчивой трели. Кто-то неистово пытался заставить меня вылезти из тёплой кровати и открыть дверь. И тогда, поднимаясь с постели, я даже не подозревала, что стоит только впустить гостя, как весь мой мир рухнет. Жёстко так. Неистово. Безвозвратно.
Сонно потирая глаза, я выхожу из комнаты. На мне домашняя футболка и шорты, волосы растрёпаны, голова раскалывается, дико и невероятно сильно хочется спать. И скулить. Кого там принесло в два часа ночи? Бабушку же разбудят…