Вкус страсти

Оливер, похоже, считал, что любому мужчине сгодится любая голая женщина, ибо все, что имеет значение, — это податливая плоть и то, что он может с ней делать. Но как же лицо, ум, душа женщины? Неужели это вообще не имеет значения? Неужели все дело в том, чтобы запихивать одну часть тела в другую, пока один из двоих — обычно мужчина, судя по тому, что ей удалось узнать, — не будет удовлетворен? Или же правы те, кто говорит, что соитие пробуждает в мужчине нежные чувства? Какое странное и жестокое правило придумал Создатель: женщина должна получить любовь, прежде чем согласиться на близость, тогда как мужчина должен получить близость, прежде чем он сможет испытать любовь.

— Сдается мне, у обнаженной женщины куда больше шансов заиметь ребенка, так и не обретя мужа, — заявила Астрид, и ее презрительный писк ворвался в мысли Маргариты, — поскольку какой же мужчина свяжет себя навсегда с женщиной, согласной отдаться и без этого?

— Si, — согласился Оливер, и глаза его дьявольски сверкнули, — но согласно существующим правилам мужчине приходится связывать себя с женщиной, не зная, какова она обнаженная, а также понравится ли она ему в постели.

— О да! — тут же согласилась с ним маленькая служанка. — Но только вы забываете, что как раз мужчин устраивает такой вариант, ведь правила создают они!

— Вообще-то священники, — возразил Дэвид, подавив смешок.

— Мужчины, которые никогда не женятся, — со страдальческим видом подхватил Оливер.

Маргарита присоединилась к тихому смеху, в котором звучало и сожаление, но все-таки запрятала мысль подальше, на случай, если такой вариант покажется ей стоящим.

Гром и молния грохотали все севернее, но дождь продолжал идти. Холод и сырость проникали всюду, и огонь, ярко пылавший в большом очаге, казался настоящим благословением. Астрид, из-за небольшого роста находившаяся ближе к полу, где постоянно ходили сквозняки, пожаловалась, что замерзла. Оливер предложил сопроводить ее в комнату на втором этаже, чтобы забрать оттуда плащ, и они двинулись наверх. Когда они ушли, Дэвид предложил Маргарите прогуляться по залу, чтобы разогнать кровь. Поскольку ничего не было хуже, чем сидеть и молчать, она встала и оперлась на предложенную им руку.

Они оказались не единственными, кто испытывал потребность прогуляться. Дэвид поклонился одному человеку, затем другому, и Маргарита приветствовала встречавшихся вслед за ним. Несколько слов этому, несколько — тому, отрывки новостей, и сплетни, и комментарии по поводу отсутствия короля в зале. Скорее всего, Генрих заперся у себя и изучал депеши, полученные из Лондона. Их принес гонец. Несколько дней назад с этим же гонцом прибыл посланник высокого ранга. Его свита вместе с вооруженным эскортом и добрым десятком наемников со всех концов Европы заполнили зал до отказа.

И только когда Маргарита и Дэвид обошли уже три четверти периметра зала, толпа поредела и у них появилась возможность спокойно побеседовать. Маргарита отчаянно пыталась придумать какую-нибудь тему для разговора, но поняла, что они с Дэвидом уже все обсудили за время его выздоровления. Бресфорд-холл, ее сестры, их мужья, ее племянницы и племянники — всем было уделено достаточно внимания, она поведала обо всех интригующих или захватывающих историях своей семьи. Ей оставалось лишь интересоваться самочувствием своего подопечного. Рана уже практически не тревожила его, и он даже обошелся без перевязки; головная боль и проблемы со зрением также пропали, хотя силы восстановились еще не полностью.

— Вы бы предпочли вернуться в свои покои? — спросила она, бросив быстрый взгляд на его хмурое лицо. — Вы уже довольно долго на ногах.

— Я чувствую себя намного лучше, когда двигаюсь. А помимо того мне вовсе не хочется принуждать вас опять оказаться в заключении вместе со мной.

Она заметила, что он весьма рассеян: похоже, не только ей есть о чем подумать.

— Это едва ли имеет значение, поскольку никаких других обязанностей у меня все равно нет.

— Но ведь, разумеется, есть что-то, чем бы вам хотелось заняться?

— Чем? Рукоделием? Света недостаточно. Кроме того, мы уже выяснили, как я отношусь к такому времяпрепровождению.

По его губам скользнула улыбка.

— Да, выяснили. — Он поднял ее левую руку и, раскрыв ладонь, принялся вращать кисть туда-сюда.

— Что вы делаете?

— Ищу следы уколов, — ответил он, прикрыв глаза, чтобы не выдать своего волнения. — Ага, вот они.

Укол нашелся на кончике ее среднего пальца — она укололась, когда шила Дэвиду новую рубаху — взамен той, которую пришлось выбросить после нападения. Дэвид поднес ее палец к губам и поцеловал крошечное пятнышко, после чего неожиданно лизнул его.

Она отдернула руку, словно ужаленная. Он немедленно погрузил кончик ее пальца во влагу и жар своего рта и стал посасывать его.