Вкус страсти

Она вскрикнула, но крик еще не успел затихнуть, как она уже познала блаженство. Всхлипнув, она обняла Дэвида и прижала к себе, а из-под ее ресниц текли слезы. Она вытянулась во весь рост, крепко-крепко сжимая его могучий орган. Постепенно она расслаблялась, приспосабливаясь к размерам его копья, словно изначально была создана лишь для него одного. С этого мгновения Дэвид полностью принадлежал ей, даже если потом они расстанутся.

— Все хорошо? — прошептал он, касаясь губами ее волос.

— Идеально.

Он поцеловал ее в висок и глаза, слизнул соленую влагу с век, провел губами по носу. Затем впился поцелуем в ее губы и медленно, но непреклонно, так, что мускулы веревками зазмеились по его телу, отстранился — и скользнул вглубь. И снова, и снова, и снова.

Он медленно похищал ее чувства, грабил ее глубины, словно не хотел оставить неизученным и малейший уголок. Он взмывал, поднимал ее вместе с собой, придавал ее бедрам такое положение, чтобы она могла принять его в большей мере, всего, целиком и полностью. Маргарита купалась в бесконечном блаженстве, а Дэвид кружился над ней, дразня прикосновениями к ее набухшим вратам, прежде чем снова погрузиться в нее.

Все приводило ее в восторг: плавность его движений и сила мускулов, покрывающий кожу пот, исходящий от тела жар, естественная мощь и умение растягивать удовольствие.

Она продолжала исследовать его тело: ощупывала его бедра, проводила ладонями по спине, сжимала его плечи — и непрестанно двигалась: к нему… от него… снова к нему… Ее суть расширяла свои границы, обновлялась по мере того, как она стряхивала с себя годы томления и разочарования.

А Дэвид все двигался, неутомимый в своей мощи, ненасытный в своем желании. В его глазах сверкала страсть, его зубы скрипели — он упорно сдерживал себя. Он дарил ей свое внимание — целиком, безраздельно, — прислушиваясь к ее реакции, игнорируя собственную, побуждая ее подняться к пику наслаждения.

Ее захватила безжалостная буря, кровь закипела в венах. Что-то сломалось глубоко внутри нее, засосало ее в вихрь исконной ярости, центром которой был Дэвид. Маргарита потрясенно сомкнулась вокруг Него, увлекая в самые сокровенные свои глубины, лаская его мощными внутренними волнами. Она взяла его, как он взял ее, сдалась и одновременно одержала бесспорную победу. И в то же самое мгновение она ощутила его в полную силу, когда он вошел в нее в последний раз, восхваляя ее, словно хотел, чтобы они стали единым целым.

И он сделал это, ему удалось: пока кровь с ревом неслась по их венам, биение их сердец совпало и слились в одно, и они стали дышать в унисон. Дэвид поцеловал Маргариту, прошептал ее имя. Он взял будущее в узду, защитил любимую от всех «завтра», сделав эту ночь, это мгновение достаточно долгим, чтобы оно могло длиться целую жизнь.

* * *

Дэвид лежал на кровати, опершись на локоть и любуясь спящей Маргаритой. Из открытого окна в комнату сочился серый свет, предвещавший скорое наступление утра. Легкий ветерок пах древесным дымом, и лошадиным навозом, и зеленой травой. Он должен был встать и отправиться в путь, но никак не мог найти в себе силы подняться.

Он не хотел оставлять ее: ни теперь, ни когда-либо вообще.

Матерь Божья, какая же она отважная и заботливая, неимоверно умная, взвешенно-страстная! Ни одно из ее качеств не было слишком явным, или обдуманным, или направленным на то, чтобы понравиться, — и однако же его влекло к ней, словно в спину толкал ураганный ветер. Он знал более привлекательных женщин, но ни одной, которая бы так его заинтриговала. Ни одной, которую он бы мог любить вечно.

Он старался быть с ней как можно более нежным, но боялся, что слишком утомил ее. Он никак не мог ею насытиться. Они выкупались вместе, поели вместе, затем он взял ее во второй раз, в третий, в четвертый. В первые часы после полуночи он так погрузился в нее, так испугался, что больше никогда не сможет держать ее в объятиях, что его самоконтроль ослабел. Дэвид поморщился, вспоминая, каким требовательным был, как потерял голову от желания. Он был более грубым, чем хотел; более грубым, чем она заслуживала, более грубым, чем она могла бы простить.

Господи, казнь для него — слишком мягкое наказание.

И все же он поступил бы так снова. Прошедшая ночь, возможно, станет единственным, что он когда-либо сумеет получить от сладчайшей Грации из Грейдона, благородной дамы, которой он обещал свою жизнь много лет назад. Он некогда считал, что достаточно будет убедить ее освободить его от клятвы, и тогда он все устроит так, чтобы удовлетворить свои самые пылкие желания.

Он ошибался. Сведения, добытые Маргаритой, заставили его позабыть обо всех тщательно разработанных планах, разрушили долго лелеемую мечту.