Вкус манго

— Да, — ответила я, — слушаю. Но не представляю, как встречусь с президентом.

— Просто расскажи ему свою историю, — мягко ответил Сориэс. — Ты справишься?

— Постараюсь, — прошептала я после долгой паузы. — Постараюсь все вспомнить.

После беседы с Сориэсом мне не хотелось ни с кем разговаривать. Меня терзало волнение. Что я могу сказать президенту? Зачем ему слушать меня?

Мы с Кади и Сьюзен собирались в Йонкро навестить моих родных. Мне следовало поскорее вымыться и одеться, не то мы не доберемся в деревню до полудня. Телефон разбудил Кади, и по дороге в ванную она спросила, кто звонил.

— Сориэс, — ответила я. — Говорит, что завтра мы встречаемся с президентом.

— Хорошо, — сказала Кади, закрывая дверь в ванную. — Корома учился в одной школе с моим братом. Здорово будет с ним повидаться, — невозмутимо заявила она, а потом я услышала шум воды.

Поначалу я развеселилась, подумав, что каждый житель Сьерра-Леоне либо родственник, либо знакомый Кади и Абу. Даже президент оказался другом брата Кади, но это не слишком успокаивало. По дороге в Йонкро я не проронила почти ни слова.

Я еще размышляла о звонке Сориэса, когда мы добрались до деревушки под Лунсаром. Мы вышли из автобуса, и деревенские дети вместе с несколькими женщинами спели приветственную песню.

— Мариату! Мариату, это ты?

Я обернулась, услышав голос бабушки. Она ковыляла по грунтовой дороге в африканской юбке с запахом и голубом платке.

Бабушка сильно постарела с тех пор, как мы в последний раз виделись. Лицо избороздили глубокие морщины, зубы частично выпали. Я заметила, что длинная палка ей нужна не только для опоры, но и чтобы ориентироваться.

— Я здесь, бабушка! — отозвалась я и бросилась к ней.

Мы обнялись, потом бабушка ощупала мне лицо руками.

— Вот уж не думала свидеться с тобой, но ты вернулась! — воскликнула она.

— Бабушка, мне хотелось всех удивить.

Ее карие глаза стали мутно-голубыми, и я поняла, что у нее катаракта. В Канаде катаракту легко удаляют, но сьерра-леонской бедноте это недоступно. Моя бабушка ослепла.

О визите домой я никому не сказала. Месяцем ранее я использовала часть аванса за книгу, чтобы купить и переправить в Сьерра-Леоне целый ящик одежды, обуви, зонтов, мыла и зубной пасты. После этого я говорила с Мари и Али по телефону, но ни словом не обмолвилась о том, что собираюсь навестить их впервые за шесть лет после отъезда. Мне не хотелось, чтобы они хлопотали над угощением или тратили свои небольшие деньги на микроавтобус, отправившись встречать меня во Фритауне. Я сама хотела побаловать родных.

Через толпу поющих я подвела бабушку к деревянной скамеечке у хижины моей матери. В ногах у нас устроились четверо щенков. Совсем как в детстве, я положила голову бабушке на колени, и она стала расспрашивать меня о жизни в Канаде. Я рассказала про Кади и Абу, про то, как много они для меня сделали. Подняв голову и заглянув в мутные бабушкины глаза, я не смогла удержаться от слез.

— Бабушка, я давно хочу тебе кое-что рассказать. Помнишь, ты говорила, что, если приснилось пальмовое масло, жди кровопролития?

— Да, — кивнула она.

— Ночью перед нападением мятежников мне приснился такой сон.

— Расскажи, что именно тебе приснилось.

За следующий час я выложила бабушке все. Рассказала про сон, про мятежников, про лица малолетних бойцов. Рассказала про изнасилование, про Абдула и про то, что до сих пор виню себя в смерти сына. Я рассказала про лагерь ампутантов, про попрошайничество, про поездку в Лондон, а потом в Торонто.

Когда история подошла к концу, мы с бабушкой устроились в тенечке, слушая крики петухов. Рядом деревенские дети играли в прятки, двое мальчишек катили палками металлический обод колеса.

— Что ты сделала бы, окажись ты со мной в Ма-нарме? — спросила я бабушку.

— Будь я рядом тем утром, когда тебе приснился кошмар, сделала бы все по традиции, — ответила она после паузы. — Наложила бы наговор, чтобы изгнать демонов.

— Какой наговор, бабушка?

— Мы с тобой вместе пошли бы к озеру и бросили самый большой камень в самую середину недвижных вод, — объяснила она. — А потом попросили бы местных духов запереть демонов у нас в голове, не позволив им принять обличье мятежников.

— Значит, ты поверила бы мне? — спросила я.

— Конечно, — ответила она. — Но послушай, Мариату, война изменила многие вещи. К тому же прошлого колдовством не изменить. Жаль, что я не смогла остановить ту атаку наговором, но ты сумела превратить обиду и боль в нечто хорошее. Когда демоны появятся снова, подумай обо всех ангелах, которые с тех пор появились у тебя в жизни.

Таким ангелом стал для меня дядя Сулейман. А еще Фатмата, Кади, Адамсей, Абибату, Мохамед, и это далеко не все. Сулейман умер, когда в Канаде отмечали Рождество. Проснувшись однажды утром, он почувствовал, что ему трудно дышать. Он хрипел, кашлял и не мог встать с кровати. Он не пошел в свой фритаунский магазин, где торговал иголками, нитками и печеньем, а целый день пролежал на спине. Его жена Мариату протирала ему лоб влажной тряпкой.