Визит к Минотавру

Содомский помолчал, и я увидел, что его щечки утратили свой яростный накал. Они потемнели, затвердели, на них появился какой-то бронзовый налет.

– Я не понимаю, вы что – пугаете меня или пробуждаете во мне голос совести? – спросил он наконец.

– Будить в вас совесть, Содомский, все равно, что искать пульс на протезе. А пугать вас не надо – вы когда шли сюда, особой бодрости, полагаю, не ощущали.

– Так вы что – решили искать скрипку Бергонци? – спросил он и через силу, мучительно улыбнулся.

Ага, вот он – парламентерский флаг. Сейчас начнутся переговоры.

– А почему бы нет? – сказала Лаврова. – Мы вам даже можем сказать, как мы ее будем искать и найдем.

– Пустые разговоры! – зло сказал Содомский.

– Почему же пустые? – обрадовалась Лаврова. – Вот я могу вам сказать, о чем вы сейчас думаете – нельзя ли пойти к нынешнему хозяину скрипки и выкупить ее обратно.

– А ведь скорее всего он ее не отдаст – за столько-то лет он привык к ней. Скрипка хорошая, нет, не захочет он с ней расставаться! – поддержал я Лаврову.

Содомский откинулся на стуле, долго рассматривал нас, что-то обдумывал, потом спросил:

– Если так просто найти скрипку, что же вы целый месяц не можете найти Полякову инструмент? – и засмеялся, облегченно, искренне,

– Э, нет! – покачал я головой. – Продать тысячи за три скрипку Панормо – дело вполне мыслимое и реальное. А спихнуть так же «Страдивари», который, кстати, ищет вся милиция страны, это все равно, что вот тот алмаз «Орлов», о котором вы говорили, разбить на кусочки для продажи стекольщикам.

– Да-а? Ну, если у вас много свободного времени – ищите! А я никакого Бергонци в глаза не видел! И Винченцо Панормо не видел! И вообще я никогда не нарушал законов! Я всегда был готов прийти на помощь милиции, если это только требовалось!

– Я полагаю, что милиции ваши услуги никогда не требовались, – сказал я. – А что вы сказали насчет Иконникова и Белаша?

– Ничего я не говорил! Ничего я не знаю! Я просто сказал, что Гришка очень сильный человек – не каждый найдет в себе силы вернуться в жизнь из помойки…

– В каком смысле? – спросил я.

– Человек, который в семнадцать лет был лауреатом скрипичного конкурса, мог иметь в жизни все, а он.,. – Содомский замолчал и махнул рукой.

– Кто – Иконников? – переспросила Лаврова.

– При чем здесь Иконников? – раздраженно сказал Содомский. – Я говорю про Белаша!

– Белаш был лауреатом? – медленно, как во сне, сказала Лаврова.

– Конечно! А вы что – не знали? – удивился Содомский. – А еще «Страдивари» хотите найти!

– Найдем! – почти крикнула Лаврова. – И «Бергонци» найдем! Давайте ваш пропуск, я подпишу вам на выход… Содомский в дверях надел свой «пирожок» и сказал:

– Честь имею кланяться!

И в голубеньких каплях его глаз, упавших льдинками на раскаленную плиту красной рожи, бушевало веселое злорадство.

С утра Белаш работал в Большом театре, поэтому он предложил встретиться где-нибудь в центре. Он сказал:

– Давайте в два часа в кафе «Арарат». Сэкономим время: поговорим и заодно пообедаем.

Я опоздал минут на пять, и, когда вошел в зал, Белаш ужа сидел в уютном уголке за столом. Он был, как всегда, элегантен, но выглядел неважно -какая-то тусклая, тягучая тоска застыла в его глазах. Он встал мне навстречу, замахал руками, и мне показалось почему-то, что он рад нашей встрече.

– Я думаю, что мы теперь до конца жизни будем встречаться, говорить об Иконникове и Полякове, строить гипотезы, кто мог украсть скрипку, и вообще наша жизнь теперь потечет параллельно, – сказал, улыбаясь, Белаш.

– Все возможно, – охотно подтвердил я. – Что будем есть?

– Сейчас узнаем.

Подошла официантка, немолодая, степенная, полная женщина, которую я помню еще со студенческих пор, потому что «Арарат» всегда пользовался у нас наибольшей популярностью – здесь дешево и вкусно кормили.

– Здравствуйте, – сказала официантка. – У нас сегодня есть форель.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Белаш. – Дайте нам с белым соусом.

– Сыр чанах и бастурму, – попросил я. – Кофе с белками.

– Присоединяюсь. Еще чебуреки, – и спросил у меня: – Вина выпьем?

Я равнодушно пожал плечами.

– Бутылку розового «Гарни», – сказал Белаш официантке. Она с достоинством, присущим всем восточным женщинам, поклонилась и ушла.

– Какие-нибудь новости есть? – повернулся ко мне Белаш.

– Есть. Я хотел с вами, Григорий Петрович, поговорить о Содомском и о вас.

– Обо мне? – удивился Белаш. – В жизни не имел с этим прохвостом никаких дел.

– Вы меня не так поняли, Григорий Петрович. Я вчера допрашивал Содомского, и он разговорился о вас. Он сказал, что вы раньше были скрипачом.

– Вот тварь! – сказал с досадой Белаш, и по лицу его скользнуло отражение мгновенной мучительной внутренней боли. – А больше он ничего обо мне не сказал?

– Нет, ничего.

– Ладно, все остальное я вам сам расскажу.

Официантка принесла вино, минеральную воду, плоский армянский хлеб. Белаш налил «Гарни» в бокалы, подвинул ко мне воду, сказал:

– Давайте выпьем пока. За встречу. Будьте здоровы, – кинул в себя вино, отщипнул корочку хлеба, стал не спеша жевать.

Я тоже выпил.