И в глазах его, стальных, пробойных, не было обычной остроты и твердости, а плавала какая-то недоуменная растерянность и абсолютное непонимание – как это здоровый взрослый парень в свободные часы, такие короткие, такие дорогие, пляшет. Зачем?
Я засмеялся:
– Ничего страшного. Это вместо физкультуры. Комиссар пожал плечами:
– Не знаю, не понимаю. На вешалке в прихожей мою шинель увидел и спрашивает: это чья здесь генеральская шинель висит? Я говорю: гости были, на память оставили. А можно, говорит, померить? Валяй, говорю. Покрасовался он перед зеркалом, погонами поблестел и меня одобрил – хорошие, говорит, у вас гости, молодцы! Сели чай пить, рассказал я ему чуток про нашу работу. Он послушал и подвел итог – работа у вас интересная, но какая-то очень сиюминутная, прикладная и с точки зрения футурологии бесперспективная. Вот и говори с ним всерьез…
Я подумал, что в жизни постоянно возникают удивительно нелепые комбинации: комиссар с ходу, в одно касание точно выбиравший правильную манеру поведения и умевший «разговорить» самого прожженного человека, прошедшего огонь и воду, не может найти правильный ключ к разговору с каким-то сопливым мальчишкой. Правда, те прожженные люди не считали его профессию сиюминутной, бесперспективной и не собирались к нему в зятья.
Дежурный по Управлению принес пакет. Комиссар повертел его в руках и протянул мне:
– Ты инициатор розыска, ты и читай. А я послушаю.
Я стал поспешно разрывать пакет, но плотная коричневая бумага не поддавалась, а только скрипела и мялась. Комиссар придвинул ко мне ножницы:
– Не суетись… Семнадцать лет прошло, минуту еще подождешь.
"…Баранов Николай Иванович… условно-досрочно освобожден…
…Костылин Феликс Сергеевич… условно-досрочно освобожден…
…Лопаков Юрий Митрофанович… отбывая наказание, совершил новое преступление и был приговорен за грабеж в колонии еще к 10 годам… 18 апреля 1966 года вместе с заключенным Никодимовым совершил побег из мест заключения… Во время погони, предпринятой за преступниками, они пытались перейти по льду Енисей… На реке в это время происходило торошение и передвижка льдов. Когда группа преследования вышла на правый берег Енисея, преступники находились на середине реки… Неожиданно лед под Лопаковым проломился, и он упал в промоину… Никодимов, находившийся рядом, несмотря на отчаянные крики Лопакова, помощи ему не оказал и продолжал движение к левому берегу… Наряд в составе сержанта Коновалова и солдата Апраксина в.ступил на лед… Через несколько метров лед начал интенсивно ломаться, и полынья между нарядом и Лопаковым стала непреодолимой без плавучих средств. Апраксин разделся и вплавь направился к тонущему Лопакову, однако тот вскоре исчез под кромкой плывущей льдины… Апраксину было приказано вернуться… Заключенный Никодимов добрался до левого берега и скрылся…
Никодимов Данила Спиридонович, 1921 года рождения, ранее судимый Ленинградским военным трибуналом – в 1943 году, отбывавший наказание по приговору Мосгорсуда с 1959 года, – объявлен во всесоюзный розыск, и местопребывание его до сих пор не установлено…"
– Хм, однако, – бормотнул комиссар. – Ловкач, видать, этот Данила Спиридоныч…
Включил тумблер на селекторе, загорелась зеленая лампочка, комиссар в микрофон сказал:
– Срочно затребуйте данные на Никодимова Данилу Спиридоновича, самым спешным образом запросите из архива Верховного суда дела о его судимости в 1943 и 1959 годах – Ленвоентрибунал и Мосгорсуд, все оперативные данные, фотографии. Все. По мере поступления материалов передавайте их Тихонову, а мне докладывайте.
Комиссар помял сигарету в руках, и делал он это так энергично, что я боялся, как бы он не растер табак в пыль.
– Вот видишь, давно нет никакого Хрюни, – сказал он.
– А кто его хоронил? – упрямо спросил я. – Это еще надо доказать, что его нет. Зато уже наверняка есть Никодимов.
– Не факт. Из тайги на своих двоих выйти – дело нешуточное. Да от людей по возможности скрываясь. Да четыре года нам на глаза не попасться. Это серьезный коленкор. Тут надо мозговать по-настоящему…
Зазвонил телефон. Комиссар ленивым движением поднял трубку.
– Да. Это я, Елена Сергеевна… Лаврова? Зачем?
– Да, у меня. Сидим, мозгуем. Вам нечем помочь? Ах, так… Ну что ж, милости просим…
Комиссар положил трубку и объяснил:
– У Лавровой есть какие-то важные соображения, сейчас она их нам изложит. Слушай, а Лаврова не замужем?
– Нет, а что?
– Ничего, это я так просто. Наверное, выйдет замуж, уйдет от нас. Какой муж нашу колготу терпеть станет? Бабы – и те бастуют время от времени, а они куда как терпеливее мужей. Жалко, конечно.
– Жалко, – согласился я. – Мы уже с ней сработались. Отворилась дверь, и вошла Лаврова, не подозревающая, что мы уже распрощались с ней и даже пожалели об этом.
– Добрый день, – сказала она, и я подумал, что Лаврова, здороваясь с комиссаром, никогда не говорит уставного «здравия желаю» – наверное, ей не позволяло чувство женского достоинства.
– День добрый, Елена Сергеевна, – ответил комиссар. – Слушаем вас.