Визит к Минотавру

– Адвокаты. Заступники. Заразы. Им бы только голы, чтобы он забивал, а там хоть трава не расти. То, что он в тюрьму попадет при таком поведении, это чихать! Ну ладно, что ты говорил?

– Третий месяц сегодня пошел со дня кражи, – сказал я расстроенно. -И за такой громадный срок – такие результаты.

– А какие результаты? – сердито спросил комиссар, как будто успехов у нас полно и надо только бабки подбить для победных реляций.

– Перепуталось все окончательно. Вороватый человек Содомский наводит нас на Белаша, Белаш опознает Мельника, а тот, мечтая, чтобы мы побыстрее нашли Креста, в то же время категорически отказывается от знакомства с Иконниковым. Черт те что! Какая-то игра в бирюльки у меня получается…

– А ты видел, как в бирюльки играют? – невинно спросил комиссар.

– Разве есть такая игра? – удивился я. – Я думал всегда, что это фигуральное выражение.

– Есть, – качнул головой комиссар. – Навалом складывают в тарелку маленькие причудливые игрушечки – бирюльки. И палочкой с петлей их надо все оттуда вытащить так, чтобы не потревожить остальные. Большо-ое терпение для такой игры надо! Терпения и трудолюбия тебе не хватает.

– Мы и так работаем по вашей любимой схеме – пораньше начать, попозже кончить, зато без перерыва. Куда уж больше!

– Не знаю. Может быть, еще два часа надо. Откуда мне знать – ты ведь в розыске хозяин. Сам и решать должен.

– Но дело не в количестве работы! Тут новая идея нужна! А никаких подступов не видно.

– Не видно, говоришь? А жаль – я бы шофера своего, Лешу, послал туда, где видно, он бы мне скрипку и доставил. А результаты есть – и не малые.

– Какие?

– В этой еще недавно монолитной стене появились трещины. Надо теперь просто работать – день за днем расширять их, углублять, пока вся эта конструкция не завалится.

– Хорош совет! Надо ведь трещину угадать! Только одна ведет к тайнику, а остальные-то – в никуда!

– А раньше все вели в никуда! – сказал комиссар. – Вопрос у меня к тебе: почему Белаш раньше не говорил, что Иконников был его учителем?

– Не хотел, чтобы люди этого круга знали – это была воля. Иконникова.

– А ты разве в филармонии служишь? Я перечитал его показания – не так он защищал своего учителя, как мне бы этого хотелось! В жизни всякое случается, и я бы не хотел, доведись та-. кое, чтобы ты меня так защищал!

– Не обязательно защищать, захлебываясь от восторга, – сказал я.

– Конечно, если бы ты в жюри на конкурсе заседал, а Белаш докладывал об исполнительских заслугах Иконникова. Но ты-то допрашивал Белаша по ситуации, которая сводится к общему знаменателю – мог украсть Иконников скрипку или нет.

– Белаш и заявил категорически: нет, не мог.

– Верно, заявил. Но все равно меня что-то коробит во всем этом. Я бы на твоем месте поглубже выяснил вопрос взаимоотношений Иконникова и Белаша.

Я помолчал, покрутился, потом сказал:

– Не думаю, чтобы это было целесообразно.

– Дело хозяйское, – пожал плечами комиссар, -г А почему?

– Во-первых, это значит, что я пойду на поводу у Содомского, а один раз нас уже навели на Иконникова. Во-вторых, Иконников мертв, и я неизбежно вернусь к Белашу. Круг получится.

Комиссар встал, в задумчивости походил по своему просторному кабинету, подошел ко мне и положил руку на плечо:

– Я ведь не утверждаю, что обязательно что-нибудь найдешь. Но трещины нельзя оставлять без внимания. И Белаш – вовсе не единственный источник информации об их отношениях с Иконниковым. Они ведь не из лабораторной колбы вылупились накануне кражи. Они жили среди людей, а у людей до-о-лгая память. Много чего они помнят, потому что мы и в чужой жизни оставляем семена своих поступков – добрых и злых. И проходит иногда много лет, пока эти семена дают росток. Мы уже и сами-то забыли, а люди помнят, потому что – сорняки ли, злаки ли, а взошли они на их земле…

Я не мог найти никакого логического объяснения испугу Белаша. Скорее всего он действительно видел Мельника у Иконникова. Но его волнение при встрече с Мельником у меня все равно было неадекватно тем переживаниям и неприятным чувствам, которые эта встреча могла вызвать.

С другой стороны, мнз было абсолютно непонятно поведение Мельника -почему он отпирается от знакомства с Иконниковым? Какая ужасно нелепая мешанина…

Я раздумывал об этом, сидя в преподавательской комнате Центральной детской музыкальной школы, где я дожидался Николая Сергеевича Трубицина -преподавателя класса скрипки. Около семнадцати лет назад он писал характеристику, которую я нашел в архивном деле абитуриента Г. П. Белаша в приемной комиссии Московской консерватории.

– Белаш? Конечно, помню! Это, так ска-ть, был мальчик исключительный. Так ска-ть, в смысле музыкальных способностей и человеческих свойств характера…