Ответа не было, и он пожал плечами и стал подниматься на верхние этажи. Тут уже, наверное, с месяц никто не бывал, и пыль покрывала пол плотным слоем. Он подумал, что пора бы уже заняться уборкой, сколько можно было откладывать это дело, сам же понимая, что пытается отвлечься, увести себя в сторону от предстоящего разговора.
На верхних этажах ее не было тоже, но, поднявшись на пятый, он услышал глухой шум с чердака. Узкая лестница наверх была откинута. Он хмыкнул от удивления и полез по ней, погрузившись головой в облако пыли, висевшее в чердачной темноте.
Небольшие мансардные окна в скатах крыши освещали чердак довольно плохо, но он сразу увидел свою жену, копающуюся в горе старого хлама в углу.
— Джинни? — окликнул он. — Джинни, что ты делаешь?
Она ответила не сразу, какое-то время продолжая перебирать старье. Потом как будто нехотя обернулась. В руке у нее болтался обрывок какой-то портьеры.
— А, это ты…
— Что ты тут делаешь?
— А ты разве не видишь? Перебираю старые вещи.
— Перебираешь… вещи? — растерялся он. — С чего тебе вдруг занадобилось копаться в этом хламе?
— Я сидела вечерами, ждала тебя… потом мне пришла в голову мысль, что надо заняться домом, пока тебя нет. Решила начать с чердака. Но тут, — она обвела руками полутемное помещение, — работы на месяц.
— Джинни, — сказал он медленно, — спускайся.
— Зачем? — спросила она беззаботным тоном, в котором сквозило напряжение.
— Джинни, не валяй дурака. Спускайся вниз.
— Я не хочу. Зачем я буду спускаться?
— Как? — спросил он удивленно.
— Скажи мне, зачем я должна спускаться?! — переспросила она уже раздраженным тоном и швырнула ткань себе под ноги. — Зачем?! Ответь мне, и я спущусь.
— Джинни, нам нужно поговорить.
— Поговорить. Ага, поговорить. Конечно. Что бы еще тебе было нужно. И как я не догадалась? Он хочет поговорить. А если я не хочу говорить?!
— Джинни, нам придется…
— Я не хочу, понимаешь, не хочу! — она взмахнула руками. — Оставь меня в покое, оставь меня здесь!
Он вскарабкался по ступенькам до конца и подошел к ней, пригибая голову, чтобы не удариться о деревянные перекрытия. Осторожно взял ее за предплечье.
— Джинни, довольно. Спускайся вниз.
Она пронзительно посмотрела на него, потом отвела глаза, выражение сразу стало какое-то по-детски беспомощное.
— Ладно, Гарри. Как скажешь.
Он хотел отвести ее в спальню, но она не пошла туда, а спустилась вниз в столовую и села за большой пустой стол, положив сцепленные в замок руки на его край.
— Говори.
Всего минуту назад, на чердаке, когда она готова была раскричаться, он чувствовал, что слова вот-вот сами польются из него, но сейчас, когда она сидела вот так, с обманчиво-безучастным видом, оказалось, что он не может выдавить из себя ни звука. Было уже вполне ясно, что она знает. Знает всё то, что он имел намерение ей рассказать. И даже еще многое из того, что не собирался. Хотя для него и было загадкой, как она смогла почувствовать это настолько быстро, практически через пару дней после своего возвращения. Вряд ли тут дело было только в его ночных криках. Возможно, вернувшись после долгого перерыва, она взглянула на него и сразу увидела, что он изменился, возможно, у нее были свои собственные методы. В конце концов, она внимательно наблюдала за ним в течение семи с лишним лет. Следила из разных уголков, когда он даже этого не подозревал. Кому еще было заметить происходящие в нем изменения, как не ей?! Даже Гермиона ничего не замечала.
Слово «Гермиона» в голове, наконец, заставило его вывести самого себя из ступора. Он разом решил, что если уж слова должны быть сказаны, то пусть они будут сказаны как можно короче, чтобы не растягивать всё это мучение. Поэтому он выпалил, как будто из револьвера себе в висок:
— Нам нужно расстаться!
— Почему? — осведомилась она, сжимая челюсти.
— Я полюбил другую женщину.
— А как же твое обещание? Что ты вернешься, и всё станет по-прежнему? Отпуск? Август?
— Так получилось. Мне жаль.
— Жаль… Жаль! Это всё, что у тебя нашлось, чтобы сказать мне?!
— Джинни. Не стоит начинать это. Честное слово, никому не будет легче, если…
— Хорошо, — она закрыла глаза, еще сильнее сжав руки. — Я не буду начинать.
Он почувствовал, как в него начало втекать и постепенно распространяться чувство жалости к ней.
— Мне, правда, жаль. Если бы я мог… Если бы я знал раньше… И вообще… Это всё очень глупо! И несправедливо.
— Это должно было произойти, — она расцепила руки и сложила их на груди, смотря куда-то вбок.
— Должно было? — он взглянул на нее с удивлением.
— Конечно, — она горько усмехнулась. — Или ты не заметил, что я не спрашиваю у тебя, кто эта таинственная «другая»?
— Если ты намекаешь…
— О, пожалуйста! — воскликнула она, закатывая глаза. — Вся эта история тянется уже так долго, что я устала от нее до такой степени, что порой возникало желание, чтобы всё уже поскорей завершилось!
— Я не понимаю, о чем ты?
— В том-то и проблема, что ты чересчур долго не понимал. Впрочем… ничего удивительного.
— Джинни, ты можешь выражаться яснее?
Она встала из-за стола и подошла к нему, смотря с усмешкой, но одновременно с жалостью.