Визит дамы в черном

— Ну, на сюрпризы рассчитывать трудно. Ждать, что убийца придет на похороны и начнет прилюдно каяться, мы не можем. Но присмотреть за похоронами надо, тут вы правы. Наверно, троих полицейских даже маловато. По-моему, похороны ожидаются многолюдные, а настроения в городе разные… Могут случиться беспорядки, а в толпе это всегда опасно. Слава Богу, что вы подумали о мерах предосторожности.

Задорожный, слегка робевший перед молодым образованным следователем и поэтому пытавшийся вызвать у себя внутреннее раздражение против петербургского выскочки, вдруг почувствовал себя польщенным, что Колычев признал его правоту.

«А он не такой уж и заносчивый!» — подумал Задорожный про следователя.

«А он не такой уж тупой солдафон!» — думал тем временем Колычев про полицейского пристава.

Глава 12

На похороны Ведерникова собрался не только весь Демьянов, но и вся округа, да и из других волжских городов проститься с ним приехало множество народа. Добирались в основном пароходами по Волге, речные суда ходили бесперебойно до самого Царицына. А железнодорожные служащие бастовали. Те, кто собирался доехать до ближайшей узловой станции, а потом до Демьянова на лошадях, застряли где-то в пути и на похороны не успели. Но все равно, людей съехалось столько, сколько не собиралось даже на ярмарку. Обе демьяновские гостиницы оказались переполненными, пригородные постоялые дворы тоже. Городские обыватели сдали приезжим все свободные комнаты в своих домах. Вечно пустые улицы и дворы города оказались вдруг непривычно многолюдными.

Приезжие наносили визиты знакомым, родственникам, за чашкой чая у самовара обменивались новостями, главными из которых были убийство в Демьянове и политическое брожение по всей России. Но какие-то далекие студенческие манифестации, поджог усадеб в другой губернии, волнения в царстве Польском не так уж беспокоили демьяновцев — их собственный город оказался центром трагических событий, и им было о чем поговорить.

Отпевали Савелия Лукича в построенной им Никольской церкви, где совсем недавно венчался он с Ольгой Александровной Волгиной.

В храме загодя собралась густая толпа. Городовые, охранявшие вход в церковь по поручению Задорожного, во избежание давки вынуждены были прекратить доступ простой публики и допускали только знатных особ. А люди все шли и шли…

Площадь перед церковью быстро заполнялась публикой в трауре. Женщины в черных платочках плакали и причитали: «Оставил нас Савелий Лукич, батюшка, кормилец наш! Без хозяина все прахом пойдет, и мы еще наголодуемся! Ой, на кого ты нас оставил, отец родной? Весь город без тебя осиротел!»

Бледный Задорожный с траурной повязкой на левом рукаве прогуливался у церковных ворот, поглядывал на толпу и говорил городовым: «Следить в оба глаза, беспорядков не допускать!»

Неподалеку на выступ церковной ограды взобрался худенький юноша в черном пальто. Зацепившись рукой за решетку, он стал кричать:

— Товарищи! Опомнитесь! Вы же — трудовой народ, у вас должна быть сознательность. Кого вы с такими почестями хороните? Кровопийцу и эксплуататора! Он жирел за счет вашего труда, и теперь справедливое возмездие…

Полицейские двинулись сквозь толпу к кричавшему, но того уже сдернули с ограды и пинками выпихивали из гущи людей.

— Вот такие-то Ведерникова и убили, — гудела толпа. — А теперь и проститься по-людски не дают, ироды. По шее, по шее ему навесьте! Ишь, выдумал — на похоронах безобразия устраивать! Одного из ссыльных уже за убийство заарестовали, а мало, надо бы больше!

Вдруг все голоса смолкли. Люди, стоявшие у церкви, молча расступались, пропуская семью покойного.

Первой шла жена, Ольга Александровна, которую бережно поддерживали под руки два молодых актера из демьяновской труппы.

Вся фигура Ведерниковой выражала такую скорбь, что смотреть на нее было больно. Каждый шаг, каждый жест, каждая складка простого траурного платья дышали глубоким отчаянием. За откинутой вуалью видно было, как по лицу вдовы медленно текут крупные слезы. При этом Ведерникова не всхлипывала, не рыдала, гримасы не искажали ее прекрасные мраморные черты. Она гордо несла свою боль, проходя сквозь онемевшую толпу.

Следом шла Варвара под руку с нянькой. На лице девушки застыло тупое злобное выражение, глаза ее были сухи, шагала она механически. Казалось, Варвара не понимает, где она, куда идет, что происходит вокруг… Плачущая Саввишна что-то тихо шептала ей на ухо и вела к церкви. Толпе Варвара не понравилась.

— Ишь, губы-то поджала, змея! И хоть бы слезинку уронила у батюшкиного гроба. Небось на пару с любовником и прикончила отца родного! Говорят, кто-то окошко в спальне покойного оставил незапертым, чтобы убийце ловчее в дом к Ведерниковым пролезть было. Варька, больше некому! Она, она — и убийцу в дом подманила, и окошечко отперла… Следователь-то разберется, он хоть молодой, а толковый! Не миновать и Варьке каторги…

Осиротевшая семья прошла в церковь, где на высоком катафалке стоял богатый гроб, убранный цветами…