Вижу поле...

Когда-то, давным-давно, когда так называемые теперь договорные ничьи еще не вошли в огорчающую всех нас моду, в конце очередного сезона мы играли на выезде с командой, которой очки в тот момент были нужнее, чем нам. И вот один из соперников, пользуясь старым со мной знакомством, сказал внешне полушутливо, но со слабой, как я понимаю, надеждой: «Ты бы, Эдик, заболел бы, захромал, что ли, нам бы сразу и полегче стало играть против вас…» Но я тогда на полном серьезе, в чем-то, пожалуй, и сочувствуя сложному положению выбывавшей из розыгрыша команды, ответил: «Меня же рабочие наши убьют, если узнают, что я не отыграл так, как мог…»

Вот в том, наверное, и большое наше везение, что мы не вообще представляем себе своего болельщика, а знаем его, можно сказать, в лицо, встречаясь с ним на улице, на которой большинство из нас живет, — на Автозаводской. (Сейчас я переехал в другой район, но почти все время, что играл за «Торпедо», на ней прожил.)

Мне кажется, что ко мне на заводе всегда очень хорошо относились — во все мои времена. И сейчас тоже пожаловаться не могу.

И себя и всегда наиболее естественно чувствовал именно в рабочей среде — в ней мне все всегда было привычно.

Я замечал, что футболистов, вообще спортсменов в пору, когда все у них идет особенно хорошо, тянет «вращаться» в кругу людей известных, чем-то примечательных. Ничего плохого в этом не вижу, если людям спорта интересен такой круг.

Но меня как-то никогда «на люди» не тянуло — хватало вполне того общения, что возникало само собой Человек я откровенный, нехитрый и никогда не старался скрыть, какой я есть на самом деле. Но это мне так представляется. Возможно, кому-нибудь и по-другому кажется.

Меня, например, никогда не тянуло в артистическую компанию. Артистов я уважаю. Но мало верю, что в жизни они могут оставаться такими же, какими видел я их в кино.

Фильмы я люблю про войну, люблю смотреть, как наши побеждают.

Допускаю, что на кино у меня слишком наивный взгляд, но в сорок пятом году, когда начинал я смотреть кинокартины, ничего другое, кроме кино, мне было недоступно. Ну, мог и разве тогда попасть в Большой театр?

Потом выбор зрелищ стал шире, но времени уже футбол не оставлял — летом играли, зимой травмы залечивали…

Ходил, конечно, в театр — вспомнилось сейчас почему-то, как ходили мы с Кузьмой в оперетту на «Поцелуй Чаниты».

Но кино оставалось привычнее, ближе. Мы же и на даче нашей торпедовской в Мячкове регулярно смотрели картины.

Сейчас по телевизору часто смотрю спектакли. Есть, с моей точки зрения, очень хорошие постановки, но как почувствую, что игра артистов неестественная, сразу бросаю смотреть, и вообще ухожу из комнаты, где телевизор.

Я знаком с артистами. С Анатолием Папановым, с Земляникиным — он, кстати, наш, с Автозаводской. Знаю, какие они настоящие болельщики футбола.

А конферансье Евгений Кравинский меня своим отношением к футболу прямо трогает, как и фотокорреспондент Валентин Рихтер, страстный поклонник «Торпедо». Иногда он звонит мне или заходит в гости и так из-за наших спортивных дел горячо переживает, что даже неудобно становится, что сам ко всему этому как-то поспокойнее теперь относишься.

Есть, однако, среди интересующихся футболом, претендующих на близость к футболистам и очень злые люди. На нашей же Автозаводской немало я таких людей видел. Вроде они рядом, все знают и во все вникают, а оборачивается их видимая близость к нам слухами, сплетнями…

Контакт со своим болельщиком, пока выступаешь, — проблема, если вдуматься.

В молодости, бывало, рука устает автографы давать, а самих болельщиков как и не видишь, не успеваешь вглядеться в лица, вслушаться в то, что тебе со всех сторон говорят. Всегда ведь спешишь, всегда тебя торопят — и себе почти не принадлежишь…

Да, реакция зрителей на трибунах, конечно, играет роль, они создают эффект своего или чужого поля и прочее, но спросите любого настоящего игрока — и он вам скажет, что через пять минут после начала игры сосредоточиваешься на игре целиком, выключаешься из всего, что прямого отношения к игре не имеет.

Когда окунаешься глубоко в большой футбол, многое из того, о чем тебя спрашивают при коротких встречах болельщики, кажется несерьезным, незначащим.

Смотреть футбол — тоже своего рода наука.

И можно ли понять до конца футбол со стороны?

Я вот вроде бы и поиграл в футбол достаточно и смотрю на него сегодня, как мне кажется, не посторонним взглядом, а нет-нет да и ловлю себя на совершенно неоправданном раздражении. Не так, дескать, мяч игрок отдал или принял. Я, можно подумать, не ошибался.

Смотреть футбол надо не отрывая глаз от поля, не отвлекаясь ни на мгновение. А всегда ли так настроены смотреть игру даже мы, люди, знающие его кухню?

Большинство же любит футбол, но не понимает, что значит на поле отбегать девяносто минут…

Сейчас, когда я давно не играю, встречаться непосредственно с болельщиками футбола, с торпедовскими болельщиками случается гораздо чаще, чем прежде. И вроде бы мне, уже не действующему игроку, должно быть лестно, что меня узнают, ко мне обращаются.